Дворец и лачуга

- Дом их, - закончил свой отчет добродушный старик, - валится, утварь убогая и старая, в комнатах духота и сырость...

- Господин секретарь! - прервал его в этот момент один из новичков, которого рекомендовали как большого знатока музыки. - Господин секретарь! Прошу занести в протокол слова "сырость в комнатах".

- Намерены ли вы, милостивый государь, взять слово по этому вопросу?

- Да, возьму! - очень решительно ответил знаток музыки. - Уверяю вас, господа, что мы должны придумать что-то против сырости, что-то, знаете, такое, такое!.. У меня, например, квартира до того сырая, что я просто отопить ее не могу, вследствие чего поношу большой ущерб в смысле здоровья, денег, мебели... Я и мои дочери!

- Не возьмется ли кто-нибудь из уважаемых присутствующих обработать и представить нам вопрос... о сырых квартирах? - спросил Дамазий.

- Я могу! - подхватил пан Зенон.

- Ах! - снова воскликнул вице-председатель. - Мы и забыли, что пан Зенон должен был сегодня прочесть нам свой интереснейший меморандум о пауперизме? Разрешите, господа...

Так как по огромному количеству бумаги члены общества догадались, что исследование эрудированного Зенона кончится не скоро, то в зале произошло движение.

Одни сморкались, другие вставали, чтобы хоть на мгновение расправить ноги, третьи рассаживались поудобней. Любитель музыки уселся на шезлонге, судья спрятался между цветами под окном, председатель же и вице-председатель заняли диван возле главного стола. То ли слепой случай, то ли разумный порядок вещей распорядились так, что пан Зенон стал прямо против прибитой к стене туфельки*, что могло являться как бы дурным предзнаменованием. К счастью, пан Клеменс уселся под гипсовым бюстом Сенеки, а пан Дамазий увидел над своей головой такое же изображение Солона. Весьма возвышенный символ, заставивший призадуматься нотариуса...

______________

* Игра слов: по-польски слова "старая туфля" соответствуют русскому "старый колпак".

- "Меморандум о пауперизме", - начал Зенон.

- Предлагаю изменить заглавие и назвать "Записки о бедности", вмешался пан Петр.

- Быть может, лучше было бы "Меморандум о бедности", - добавил Дамазий.

- Или коротко: "О бедности", - шепнул кто-то другой.

- Не годится! - сказал нотариус. - Заглавие "О бедности" слишком напоминает школьные сочинения, которых уважаемый пан Зенон, вероятно, уже, давно не пишет.

Эти язвительные слова живо напомнили Зенону поражение, которое неделю назад нанес ему нотариус по вопросу о его статистических заключениях, но мыслитель умел молчать. Это снискало ему симпатию со стороны нескольких человек, которых резкий нотариус, при других обстоятельствах, также укорял в недостаточно основательном знакомстве с правилами логики.

- Обращаю ваше внимание, милостивые государи, что мой "Меморандум о пауперизме", или, как требует уважаемый пан Петр, "Записки о бедности", я совершенно переделал, - предупредил Зенон.

- В таком случае наши новые коллеги могут быть в обиде на вас и потребовать прочтения обоих меморандумов, - заметил пан Петр.

Это замечание произвело известное впечатление на ум добросовестного Зенона, который тотчас принялся доставать из сюртука другой, не менее объемистый ворох бумаги.

К счастью, знаток музыки заметил это и с величайшей поспешностью уведомил автора, что как он, так равно и его коллеги не сочтут себя обиженными, не прослушав предыдущий меморандум.

Это заявление было единодушно поддержано всеми слушателями, после чего пан Зенон начал:

- "Каким образом предупредить распространение пауперизма?.."

- Бедности! - вставил Петр.

- Хорошо: бедности... "вот вопрос, вернее, вот мрачная загадка, над которой с древнейших времен задумывались самые светлые умы..."

При последних словах головы слушателей склонились, а пан Дамазий сказал:

- Позволю себе поздравить уважаемого пана Зенона, который, я считаю, сегодня коснулся самой сущности вопроса!

На этот раз склонил голову пан Зенон. И тотчас стал читать дальше:

- "Средства, вернее лекарства, которые экономисты, а вернее, врачи общества, предлагали против этой страшной болезни народов..."

- Какой язык! Какой язык! - шепнул Дамазий на ухо пану Клеменсу.

- "Итак, лекарства эти можно разделить на два рода. Первый из них имел в виду ограничить рост беднейшего населения, второй же - поднять плодородие общей кормилицы всего сущего..."

- Земли! - воскликнул пан Дамазий, который во все время этой прекрасной речи отбивал обеими руками такт.

- Я попрошу господина секретаря занести в протокол слова "поднять плодородие земли", - отозвался знаток музыки.

- Вы, сударь, желаете выступить по этому вопросу?

- Нет. Я хочу только спросить пана Зенона - упомянул ли он среди средств, влияющих на плодородие земли, дренажные канавы?

Пан Зенон со стыдом должен был признать, что ему это и в голову не пришло. Вместе с тем он обещал написать отдельный меморандум о дренажных работах.

Между тем нотариус вполголоса декламировал кому-то:

Выходим на простор степного океана...{188}