Дворец грез

Он, должно быть, почувствовал, куда я нацелилась, поскольку жестом указал на поднос, предлагая мне еду и питье. Точно так, как строго наказывала мать, я сначала налила ему, предложив чашу и блюдо с лепешками. Он отказался и от того и от другого и сидел, наблюдая, как я быстро глотала пиво и с удовольствием поглощала лепешки. Они были легче и слаще, чем все, что я когда-либо пробовала дома. Я старалась растянуть удовольствие. Он продолжал разглядывать меня, подогнув одну ногу под себя, уперевшись локтем в колено, а кулаком подпирая щеку, потом встал, снова повернулся к ящику и вытащил другой свиток. Этот он развернул сам.

— Что ты пропишешь, если у меня, например, уже больше трех дней очень сильно болит голова? — спросил он.

Я перестала есть и закрыла глаза, вдруг осознав, что меня опять проверяют. С того момента, как он зажег лампу и увидел мои синие глаза, он непрерывно исследовал меня. Я ответила без особого беспокойства:

— Ягоды кориандра, можжевельник, мак, все это нужно истолочь с горькой полынью и смешать с медом.

— А как принимать?

— Ну, вообще-то из этого делают припарки, надо толстым слоем этой смеси намазывать голову, но моя мать добивается лучших результатов, когда больной глотает это ложками.

Тут сухой смех снова наполнил каюту.

— Твоя мать, может быть, и крестьянка, но она определенно кое-что знает! А что ты пропишешь для улучшения подвижности суставов?

Я уставилась на него. Подвижность предполагала общее состояние всех нервных и кровеносных сосудов.

— Там тридцать шесть составляющих припарки, — ответила я. — Все перечислить?

— Ты дерзкая! — проворчал он. — Ты умеешь обращаться с маком?

— В любом виде.

— Ты знаешь, что делать с сурьмой?

Я не знала.

— Как использовать свинец? Свинцовый купорос? Серу? Мышьяк? Нет? А хочешь научиться?

Я опустила свою чашу с пивом.

— Пожалуйста, не смейся надо мной, — взмолилась я, сдерживая внезапно подступившие слезы. — Я бы очень хотела научиться.

Он хлопнул свитком по своей призрачно-белой руке.

— Ту, — тихо сказал он. — Три месяца назад я видел твое лицо в масляной чаше. Я предсказывал фараону, я думал о нем, когда наклонился над чашей; но там возникло твое лицо: синие глаза, восхитительно очерченный рот, непокорные темные волосы. Твое имя тихо прозвучало у меня в голове — «Ту, Ту», и потом ты исчезла. Мне нет необходимости смотреть твое будущее. Судьба столкнула нас друг с другом по причинам, которые пока еще неясны. Меня зовут Гуи, но ты будешь называть меня Мастером. Ты хотела бы учиться?

Три месяца назад! Я заволновалась. Три месяца назад мы с Паари сидели на красном от закатного солнца песке пустыни, и я выплеснула тогда свое отчаяние. Боги услышали меня. По моему телу прокатилась легкая дрожь, как будто по коже скользнул цветочный лепесток; я почувствовала благоговение.

— Я буду твоей служанкой? — выдохнула я. — Ты заберешь меня отсюда?

— Да. На рассвете я отправлюсь в путь. Команде уже отданы приказания. Ты должна дать согласие повиноваться мне во всем. Ты согласна, Ту?

Я лихорадочно кивнула. Теперь все понеслось со скоростью надвигающегося хамсина.[25] Бури еще не было, но ее неотвратимость потрясла меня. Действительно ли это то, чего я хотела? Безумные мысли проносились у меня в голове. Вот он, момент выбора. После такого долгого ожидания момент настал. Приму ли я его с распростертыми объятиями или побегу домой, где младенцы и травы, пальмовое вино и сплетни, деревенская пыль на босых ногах и отец, творящий вечерние молитвы в нашем маленьком доме, когда его светловолосая голова склоняется при свете свечи, где Паари и наши восхитительные украденные часы, бок о бок… Паари…

И тут я заплакала. Усталость и волнение, страх и напряжение взяли свое. Гуи терпеливо дождался, пока рыдания стихнут, затем он поднялся.

— Иди домой и скажи отцу, чтоб стоял у сходней за час до рассвета, — сказал он. — Приходи с ним и принеси все, что хочешь взять с собой на память об Асвате. Даже если он откажется прийти, ты все равно должна быть здесь, ибо в любом случае я отплываю с восходом Ра. А теперь иди, у тебя два часа.

Он отпустил меня. Путаясь в складках, я распахнула занавес и ступила на сходни. Воздух, казалось, благоухал после спертого и душного пространства каюты, свежий, наполненный ароматами, которые оказались для меня много более дорогими, чем я могла предположить, — запахами Нила и сухой травы, резким духом навоза и пыли, чистым ароматом пустыни. Я не бросилась бежать обратно в селение. Я брела и рыдала всю дорогу.

ГЛАВА 4