Дворец грез

Он притянул меня к себе, уткнулся мне в шею, потом стал целовать мое лицо, перебирая пальцами мои волосы, и я отвечала ему, медленно прижимаясь всем телом и обвив его руками. На этот раз мои губы узнали его, и я почувствовала, что мне это начинает нравиться. Но я пока не хотела уступать. Поддерживать огонь страсти в этом самце было просто. Нужно только как можно дольше оттягивать момент, когда пламя в нем погаснет. Конечно, среди дюжин женщин, что являлись сюда по первому его зову и мановению руки, наверняка были и те, кто понимал это! Но подобное обращение с ним требует смелости и уверенности в своих силах и умения балансировать на краю скалы, которая обрывается в царственный гнев и забвение. Оно также требует интуиции и некоторых знаний, поэтому советы Гуи и Гунро, бесспорно, пригодятся мне. Я не могу себе позволить увязнуть в горячей, ослепляющей трясине страсти Рамзеса и упасть с ним в эту безрассудную пустоту. Для этого должны пройти месяцы.

Много раз за эту ночь я уводила его от края и много раз увлекала к нему, пока наконец мы не сорвались, он — в продолжительном взрыве чувственного освобождения, а я — взмокшая от изнеможения. Мы оба дрожали от слабости, когда я выползла из-под него и потянулась за вином; неверной рукой я держала бокал у его губ, пока он жадно пил большими глотками, потом выпила сама.

— Ты не девушка, ты демон, — прохрипел он, когда я, поклонившись ему, быстро облачилась в свое платье и попятилась из комнаты.

В сопровождении слуги я заплетающимися ногами прошла по короткой аллее, прошмыгнула мимо стражников у калитки и, глубоко вдыхая чистый предрассветный воздух, повернула к гарему. Оставшись одна и ощутив траву под ногами, я свернула к фонтану, с разбегу опустилась на колени и погрузила лицо в прохладную воду, потом растянулась у бассейна, глядя, как успокаивается взволнованная вода. Становилось светлее, приближался Ра. Признаки его возрождения были все явственнее, и, чувствуя его приближение, темнота вокруг меня стала тусклой и серой, тени исчезли.

Мое отражение медленно проявлялось на ряби воды неясным, призрачным абрисом с двумя черными дырами вместо глаз и кривящейся, подергивающейся прорезью рта. «Не девушка, демон, — прошептала я ему. — Демон». Оно злобно смотрело на меня, его контуры медленно волновались, выражение было безразличным. Я поднялась и пошла к своей келье.

Дисенк не будила меня, и я проспала как убитая до тех пор, пока дневная суета двора не начала прорываться в мой сон. Тогда я заставила себя дойти до ванной комнаты, оживая, как поникший цветок, под благоухающими струями волы, которой Дисенк обливала меня, и ароматными маслами, которые массажист втирал в мою кожу. В это время дня обе ванные комнаты, как и комната для массажа, были заполнены оживленно болтающими женщинами, в ярком свете скользкие нагие тела блестели, как атлас, и благоухали ароматами всех оттенков; от смеси насыщенных запахов вокруг у меня слегка закружилась голова. Некоторые женщины здоровались со мной, но для них я все еще была чужая необычная девушка, что могла прописывать снадобья, и, хотя они все улыбались мне, на их лицах читалась либо настороженность, либо вежливая отстраненность. Но меня это не особенно трогало; свежеомытая и умащенная, с мокрыми волосами, обвитыми вокруг головы, я отправилась обратно в свое жилище.

У двери я увидела знакомую фигуру, человек стоял со сложенными на груди руками, устремив безразличный взгляд на беззаботную суету двора.

— Харшира! — закричала я, подбежав к нему. — Как я рада видеть тебя! Все хорошо?

Он с серьезным милом повернулся ко мне и поклонился:

— Все хорошо, Ту. Мастер в комнате.

Я опешила:

— Здесь? Гуи здесь?

Я рванулась через порог и бросилась к белой забинтованной фигуре, которая поднялась со стула рядом с моей кушеткой. Я едва заметила Гунро, которая, выходя из комнаты, задела меня плечом.

— Гуи! — выдохнула я, неистово обнимая его. — Я так скучала но тебе! Что ты здесь делаешь? Почему ты ничего не писал мне, с тех пор как я уехала из дому?

Он обнял меня, потом твердо отстранился в своей неизменной манере, взял меня за подбородок затянутой в перчатку рукой и повернул мое лицо к свету. Некоторое время он внимательно изучал его, потом отпустил меня.

— Ты стала другой, — уверенно сказал он. — Ты изменилась, моя Ту. Дисенк, принеси нам что-нибудь поесть. Ту, расскажи мне все.

С ощущением, что я вновь вернулась к жизни, я уселась на кушетку, и слова потоком хлынули из меня. Он хладнокровно слушал, а я не сводила с него глаз. Вернулась Дисенк с подносом, я что-то ела, не замечая, что кладу в рот, переводя дыхание между торопливыми фразами.

Когда я начала описывать последние две ночи, Гуи оживился, начал откровенно спрашивать меня о том, что фараон говорил и делал и как я себя вела. Я отвечала, не стесняясь. Я как будто стала пациенткой Гуи и описывала симптомы своей болезни, чтобы он поставил диагноз.