— Возможно, Амон отказал в своем покровительстве, мягко сказал Харшира. — Возможно, он тоже ждет подъема волны гнева, чтобы вымести, очистить страну для фараона.
Я дрожащими руками подняла бокал и выпила еще вина. Он помолчал.
— Ты не одинока в своем негодовании, Ту, — продолжал он. — Многие из нас ненавидят то, что происходит, и такие люди, как Мастер, имеющие доступ во дворец и храмы, постоянно пытаются противостоять неоправданному давлению высших жрецов на двойную Корону. Но отчасти проблема связана с самим Рамзесом. В битвах, защищая страну, он был блестящим тактиком. Но он, кажется, не способен бороться с врагом внутри границ. Я думаю, Каха попросил тебя предложить свое решение. Каким оно будет? — Он говорил со мной без следа обычной холодности и сарказма. Он улыбался мне как бы с печальным участием, когда я заколебалась, пытаясь думать, несмотря на воздействие вина.
— Я же только сейчас услышала, как все обстоит на самом деле. Если важные люди не могут найти ответ, как могу найти его я? Мне только больно, Харшира. Я не знаю. Все, что я считала правильным, умерло.
— Не все, — возразил он мне сердечно. — Фараон все еще на своем троне. Иноземцы пытаются пробиться сквозь нашу оборону, и до сих пор им это не удалось. В Египте есть противоречия, но это все еще Египет, славный и вечный. Это задача для тех из нас, кто осведомлен об истинном состоянии дел, мы должны что-то делать с этим, и мы сделаем.
Он отодвинулся, встал и обошел вокруг стола. Взяв крепко меня под руки, он помог подняться. К своему ужасу, когда он отпустил руки, я зашаталась. Он тихо засмеялся.
— Теперь ты будешь спать, — сказал он — и к завтрашнему уроку обдумаешь вопрос, заданный Кахой, с беспристрастной уверенностью хорошей ученицы. Ты дашь объективный ответ и почтительно обсудишь его со своим учителем. Не так ли?
Я подняла на него глаза, в которых все двоилось.
— Нет, я не смогу, — выдавила я, — Это никогда не станет для меня предметом холодного обсуждения. Харшира, я едва не утратила рассудок от горя.
Теперь он рассмеялся, но я была не настолько пьяна, чтобы не видеть, как он смотрел на меня — задумчиво и без тени шутливости.
— Ты пьяна, — сказал он, — и это хорошо. Это то, что тебе было нужно. А сейчас иди со своей верной маленькой охранницей. Ту, но помни, что есть много людей, которые озабочены, как и ты, которые прилагают усилия, чтобы восстановить чистоту Маат, и обитатели этого дома — среди самых рьяных. — Он похлопал меня по спине. — Иди.
Я хотела броситься ему на грудь и найти утешение в отцовских объятиях, но, конечно, ничего подобного не сделала. Все равно, смутно подумалось мне, когда я осторожно вышла за дверь, все равно наши отношения с главным управляющим неуловимо изменились. Он теперь обращался со мной как с равной.
Когда я проснулась на следующее утро, боль моя слегка притупилась, но вовсе не исчезла. Я осознала, что восприняла урок Кахи с яростной обидой избалованного ребенка; тем не менее вполне взрослая печаль и гнев остались во мне. Моя крестьянская невинность ушла, как и времена древней невинности моей страны, и, несомненно, уже не вернется. Я не могла спокойно обдумывать вопрос, заданный мне Кахой. Я все еще слишком сильно переживала, чтобы спокойно воспринимать подобные упражнения. Все, что я могла себе представить, была огромная рука, сметающая всех: жрецов, иноземцев и самого фараона, — с тем чтобы Египет мог начаться сызнова. Так я и сказала Кахе, когда после полудня мы встретились в его крошечном кабинете.
— Ты плохо выглядишь, — заметил он прямо, когда я, как обычно, опустилась на свою скамеечку рядом с ним. — Тебе следует попоститься, очистить тело.
— Мне следует лучше спать ночью и получать от тебя более оптимистичные задания, — ответила я едко. — Прости, Каха, но я не пришла ни к какому выводу относительно того вопроса, который ты задал мне.
— Хорошо, будем надеяться, что ты запомнила числа, — протянул он. — Прочти их.
Я прочитала усталым голосом. Недвусмысленные, мрачные и бескомпромиссные итоги прочно засели у меня в голове. Когда я закончила, он едва не потирал руки от удовольствия. — Превосходно! — воскликнул он. — Очень хорошо, Ту. Твоя способность к запоминанию поразительна. Ну а теперь неужели у тебя не возникло никаких предположений относительно того, что можно сделать?
Я со вздохом предприняла слабую попытку.
— Фараон может послать в Вавилон или Кефтиу[54] за золотом, чтобы заплатить солдатам, которые могли бы прогнать жрецов, — предложила я. — Или они могли бы отобрать богатства храмов. Еще можно убить жрецов. Можно действовать хитростью, представить все так, будто бог явился говорить с верховным жрецом, выражая свое божественное недовольство и повелевая, чтобы его сын, фараон, был восстановлен в правах как верховный властитель Египта.
Каха иронически фыркнул.