– Проникнуть в комнату без окон и дверей, где ты сидела взаперти, не представлялось возможным, – продолжал Александр, прерывисто дыша. – Тогда, прижавшись к стене, прильнув к ней ухом, я решил дождаться зари. Так я подслушал твой разговор с Гран-Доменом и Рейндастом и узнал о вашем плане околдовать Фебюса приворотным зельем, которое находилось в графине с белым ромом.
– О, какая прекрасная басня, только послушайте! – иронично отозвался Стерлинг, сохраняя свойственное ему хладнокровие. – Лорд повернулся к хозяину цитадели: – Капитан Фебюс, это бред отвергнутого поклонника, ничего больше.
Но Александр, обезумев, продолжал:
– В сумерках я снова вскарабкался на донжон, только в этот раз, чтобы похитить графин из спальни Бледного Фебюса. Я исхитрился вылить его содержимое тебе в кубок, Диана.
Он поставил напиток передо мной на стол.
– Пей, говорю! Если я лгу, как говорит этот «англик», эффекта не будет; но, если говорю правду, зелье подействует и ты наконец полюбишь меня.
Повисла мертвая тишина. Александр признался в краже, одновременно обвинив меня в попытке отравления. Его тактика выжженной земли[195] имела одну цель: заставить меня выпить любым способом, даже если мы оба погибнем. Не смея дышать, я вновь обвела взглядом зал. Прюданс дрожала от разочарования: упомянутое зелье могло поменять ход игры, заставить меня выйти замуж и, как она надеялась, обеспечить ее состоянием. Бледный Фебюс, напротив, все так же сидел, застыв, как будто, встретившись со смертельным взглядом Горгоны, в одночасье окаменел.
Но ум его все же был подвижен и жив, судя по желчному шипению, вырвавшемуся из бескровных губ:
– Этот кубок… Схватить немедленно!
– Верно! И заставить Диану выпить его! – не унимался Александр. – Вы увидите, что я прав.
– Согласен с де Мортанжем, – вмешался Гиацинт де Рокай, сидевший рядом с капитаном. – Заставим эту интриганку испробовать ее собственное лекарство.
Но Фебюс, кажется, колебался, все так же не двигаясь, испытывая гнев и шок одновременно.
В эту секунду двустворчатые двери банкетного зала вновь распахнулись. От неожиданности ассамблея вздрогнула. Подвески на люстре всколыхнулись. Два корсара «Невесты в трауре» стояли на пороге рядом с фигурой, одетой с головы до ног в темный бархат. На мгновение мне почудилось, что перед нами мадам М., впервые за три века покинувшая свою скалу… Но нет. Это был молодой мужчина: Рафаэль де Монтесуэно в строгом черном наряде по моде испанского двора. Руки его были связаны за спиной, толстая черная повязка на глазах скрывала половину лица, поэтому я не сразу узнала его.
Матросы, стоя в дверях, колебались, понимая, что в зале разворачивалась какая-то драма.
– Вуаля! Досадная помеха! – выругался Гиацинт. – Подождите в кулуаре.
– Напротив! Вы как раз вовремя. Проведите Монтесуэно к столу, – хлопнул Фебюс в ладоши.
Корсары грубо подтолкнули испанца. Рафаэль со связанными за спиной руками обрушился на свободный стул между дрожащими от страха дамами. Что это? Ловкий маневр безумного Фебюса? Неужели он забыл о существовании зелья и желал продолжить праздник как ни в чем не бывало?
Я бросила взгляд на другой конец стола, туда, где сидел Сурадж. Его лицо под тюрбаном цвета охры побагровело при виде дорогого друга, которого подвергли тяжкому оскорблению.
– Как посмели вы обращаться таким образом с оруженосцем Короля? – вспылил он. Голос его искрил от холодной ярости. – Завязали глаза, как приговоренному к расстрелу!
Тонкие губы де Рокайя растянулись в оскале:
– Решительно, судьбу этого ренегата вы принимаете слишком близко к сердцу, шевалье де Джайпур. Можно подумать, он ваш брат.
– Брат по оружию, верно.
Отчаяние Сураджа терзало мое сердце. Слабая улыбка под толстой повязкой, тронувшая бледные губы Рафаэля, растрогала меня еще больше. Испанец узнал голос возлюбленного, хотя и не мог его видеть.
– Я приказал завязать глаза де Монтесуэно, чтобы приготовить его к роли гальюнной фигуры, которую ему прочил, – защищался Гиацинт. – Я лишь ждал разрешения Короля. Да что уж там! Тем хуже! Много чести этому щеголю! Недостоин он того, чтобы украшать мой гордый корабль.
Вампир махнул своим корсарам:
– Снимите повязку! И больше не будем об этом.
– Нет! – воскликнул Фебюс, второй раз выступая против слов Гиацинта. – Пусть сначала опустошит кубок с ромом.
Все взгляды обратились к капитану цитадели. Загадочная улыбка на обескровленных губах не предвещала ничего хорошего: она появлялась, когда новая извращенная идея рождалась в помутившемся разуме пирата.
– Но… Кубок предназначен для Дианы! – рассердился Александр, пружинкой соскочив со своего места.
– Спокойно, де Мортанж! – охладил его пыл Фебюс, поправляя корону герцога. – Сядьте! Мы, герцог дез Ураган, не собираемся следовать приказам вульгарного воришки! Радуйтесь тому, что Мы не бросили вас акулам.
Два стражника заставили Александра сесть, в то время как третий поднес к губам Рафаэля кубок, поскольку руки последнего все еще были связаны.
– Что все это значит, Фебюс? – возмутился Сурадж.