Двойные мосты Венисаны

Агата крепче вцепляется в дрожащий от напряжения локоть Эннемана – да нет же, нет, вот как она старается помочь ему идти, а ведь теперь ей придется провести с ним, небось, еще целый час, час, когда она могла бы тайком рисовать в блокноте свой волшебный мир: верхние этажи, и тамошних прекрасных золотых хамелеонов, которых можно поймать только невидимой сетью из седых волос, и маленький дворец с палисадником, где не было бы ни одной статуи святых и никакой сердцеедки, а вот любимые мамой нарциссы, из-за которых Агату назвали Агатой, были бы, и еще были бы огромные насесты для габо, и глубокий-глубокий бассейн, где Агата плавала бы верхом на Гефесте, и еще темно-синие платья и плащи, кроме которых Агата ничего бы не носила. Иногда Агата представляет себе, как ночью выскользнет из монастыря, мимо вечно дремлющего на посту брата Шеймана или брата Марка, из которых милитатто – как из Агаты ундина, добежит по хрупающему снегу до мостика, под которым в расщелине видна заколоченная пекарня майстера и мистресс Саломон (и у Агаты сжимается сердце от едва-едва ощутимого сладкого запаха булочек с изюмом, и тепла, и пробивающихся из-под моста солнечных лучей), зажмурится и пройдет по правому рукаву, – и что? Если бы она верила, что в результате у нее появится маленький дворец с палисадником или что хотя бы война закончится, она бы ни о чем не пожалела, какая бы расплата на нее потом ни свалилась. Вон Мелисса верит, что если пройдет по правому рукаву – война закончится, родители Торсона вернутся домой, а сам он приедет к ней, к Мелиссе, – да только не сомневается, что в расплату за это они потом поссорятся навсегда, а страшнее такого исхода для Мелиссы ничего в целом мире нет. Агата ужасно тоскует по Мелиссе, но нельзя не признать, что иногда у Агатиной бывшей лучшей подруги невесть что творится в голове.

Сцена 5, неугодная святой Агате, ибо в ней попирается самая суть ее воли

К моменту, когда Эннеман возвращается в свою палату и падает на кровать, у него от усталости дрожат руки и ноги, но и Агата уже чуть жива, а главное, ее не оставляет чувство, будто что-то не так, что-то идет не так, вот только она совершенно не понимает, что. «Плохо, когда плохой человек ведет себя хорошо», – вдруг думает она и изумляется: к чему это вообще? Внезапно ей страшно хочется поговорить об Эннемане с Ульриком, она даже открывает и закрывает рот пару раз, но язык лежит во рту маленькой плоской деревяшечкой, и представить себе, что он будет произносить слова, невозможно – да и что бы это могли быть за слова? Агатины слова никому не нужны, нет, нет, от них ничего не бывает, кроме беды, и поэтому Агата закрывает глаза и говорит себе: «Спи, спи, спи».

Желтые и красные пятна мягко плывут и растворяются на изнанке Агатиных век, внутри них, повернув к Агате смешные рыльца, плывут морские кабанчики, подплывают поближе и исчезают, и уже непонятно, кто-то правда кричит в коридоре странные слова или это ей, Агате, снится, что наступил День Очищения и она, Агата, совсем-совсем маленькая, идет между мамой и папой, держа их за руки, смотреть на карнавал, и на ней белое платье с красным пятном на груди, совсем как у героической дюкки Марианны, а слепой Лорио хлопочет у дверей своей книжной лавки, расставляя на уличных столах огромные цветные книги, и радостно кричит: «Всех в строй! Всех в строй! Не смотрите на повязки, поднимайте их на ноги и стройте вдоль стены, строго по номерам, всех в строй!» Голос у слепого Лорио совсем не такой, как обычно, – сейчас голос у него молодой, жесткий и очень уверенный, и Агата видит, как от страха книги жмутся друг к другу, и Агата вдруг понимает, что родители больше не держат ее за руки, их вообще нигде не видно, и толпа кругом совсем не карнавальная – нет ни синих пиджаков святой Эмилии, ни шляп священнопризванного дуче Шемаэля, ни печатей-трещоток Дженны-канцелярши, а только солдаты в серой одежде, они обступают Агату плотным кольцом, и тут Агата просыпается – и отчетливо слышит сквозь топот солдатских сапог, как знакомый голос, прежде с утра до вечера сыпавший байками и шутками, резко произносит:

– Где Старшая сестра? Сколько я должен ждать?

Агата быстро оглядывается: из-под двери выбивается тонкая полоска света, и видно, что никто в дормитории не спит – Сонни сидит на кровати Самарры, обнявшись с подругой и поджав ноги, Рита напряженно смотрит на дверь, закусив кончик одеяла, Мелисса так смотрит на Риту, будто та сейчас все ей объяснит… Вдруг Рита поворачивается к Агате и тихо шипит:

– Это твой лалино, иди и посмотри, что происходит!

Агата быстро показывает Рите сжатый кулак, опущенный вниз, – для того, чтобы посмотреть, что происходит, ничьи приказы Агате не нужны, – и в ответ Рита презрительно фыркает. Тихо, на цыпочках, стараясь, чтобы под ногами не заскрипели половицы, Агата прокрадывается к двери и осторожно-осторожно приоткрывает ее – ровно в тот момент, когда серебряный голос сестры Юлалии произносит: