Двоевластие

– Любый мой! Сокол! Да краше и лучше тебя мне никого нет! – отвечала Ольга и начинала ласкать его и целовать затуманенные очи Алеши.

И до самого дня отъезда ничего они не надумали против надвигавшейся на них грозы.

Тронулись они в путь, и миновали их красные дни. Все время Алеша ехал впереди своего отряда, зорко всматриваясь по сторонам, нет ли где засады, а боярышня томилась в душной колымаге и только изредка, урывками, где‑нибудь на привале, доводилось им взглянуть друг на друга.

Ехали они все вперед и вперед, и оба думали почти одну и ту же думу: как они жить в Москве будут, как им свидеться там придется и что делать, когда ударит последний час. Думали, но ничего придумать не могли и только мучили свою душу тоскою и отчаянием.

II Нападение

Медленно подвигался поезд Терехова – Багреева, приближаясь к Москве. Боярин вышел из своей колымаги размять ноги и подозвал к себе Алешу.

– Где будем теперь? – спросил он.

– Недалеко от Коломны, боярин, – ответил Алеша, – думаю, к ночи до Коломны добраться. Верст двадцать всего!

– Ну, ну! – сказал боярин, знаком руки отпуская его от себя, и задумался.

Вспомнились ему его поиски в этих местах Ольги, атаман шишей Лапша, поляки, князь Теряев. Он оглянулся вокруг и вздохнул. Может, тут вот не одна сечь была с ляхами. Дорога шла широкой, извилистой полосой посреди леса. Сколько тут было в свое время засад и засек. Ляхи отбивали обозы у русских, шиши – у ляхов; разбойничали Лисовский, Сапега, казаки и разный сброд.

Боярин подошел к большой колымаге и ударил рукою в кожаную занавеску. Княгиня отдернула ее и выглянула из окна.

– Ты, Петр? – спросила она.

– Я, Олюшка, – ответил боярин, – может, хотите ноги размять? Дорога очень хороша, воздух на удивление!

– Я‑то не прочь; как с Оленькой только?

– А с ней что? – встревожился боярин.

– Да срамотно выйти‑то так.

– И… тоже выдумала, матушка, – вмешалась Маремьяниха, – нешто тут сторонние люди есть! Одни холопы.

– И то! Выходите, выходите!

Боярин махнул слугам. Все мигом подскочили к колымаге и помогли вылезти из нее сидевшим.

Вслед за матерью козой выскочила Ольга и глубоко всей грудью вдохнула бальзамический весенний воздух.

– Прыгай, да не очень, – заворчала Маремьяниха, – ишь, бор кругом. Неравно еще зверь выскочит.

– Зверь!.. – засмеялся боярин. – А на что у нас стража надежная? Эй, Алеша! – зычно закричал он.

Алексей повернул коня, и его лицо вспыхнуло пожаром, едва он увидел, что любимая Ольга вышла на дорогу. Он ударил пятками коня, подскакав к боярину, спешился.

Ольга взглянула на него и порозовела, встретив его полный страсти и обожания взгляд.

– Слышь, Алеша, – улыбаясь, сказал боярин, – наша старуха сказывает, что здесь боязно нам.

Алексей тряхнул головою, отчего звякнула на его плечах кольчужная сеть, и ответил:

– Во все глаза гляжу, боярин! Ни зверю, ни ворогу не дам подойти близко даже, доколе жив сам.

– Ну, вот тебе, старая! – усмехнулся боярин. – Ишь, у нас какой воин да охрана! Иди, Ольга, созови девок да побегай малость, а мы с боярыней тихим шагом.

– Агаша! – звонко закричала Ольга, отбегая в конец обоза.

– Ау! – откликнулась ей верная подруга.

Боярин шел медленно, вперевалку, с женою, а невдалеке от них, ведя в поводу коня, шел Алексей. Боярин вспомнил старое время и князя Теряева.

– У него здесь неподалеку и вотчина есть… громадная! Из нее у него Мишуху‑то украли, – сказал боярин.

– Где же она? – спросила его жена.

– Тут где‑нибудь. Не видал, Алеша?

Алексей вздрогнул. Само имя князя Теряева было тяжко для его слуха.

– Не знаю, боярин! – ответил он.

– Да беспременно увидим ее. Слышь, она как есть на дороге… Что это? – вдруг прервал свою речь боярин и насторожился. – Ровно будто засвистел кто‑то? А?..

Они приостановились на дороге. Боярыня испуганно прижалась к мужу.

Замолкли по городам, селам и дорогам звуки жалейки, свирели и гуслей, звон балалайки, ложек и накр, замолкли веселые песни скоморохов, их сказки да присказки, словно исчезли и сами скоморохи со своими медведями и учеными козами, разогнанные властным словом царя Михаила Федоровича. Но не на радость мирным жителям произошло все это. Вместо музыки послышались по лесам и дорогам молодецкие посвисты да лихие выкрики; вместо песен да сказок стали раздаваться ясачные крики {Ясачный крик – сторожевой и опознавательный сигнал, сигнал тревоги.}, а веселые скоморохи обратились в лютых разбойников.

Знакомые нам раскосый Поспелка, Распута, Козел да косолапый Русин соединились в одну шайку под начальством Злобы, рыжего силача, и хозяйничали под Коломною. Эта шайка увеличивалась беглыми крестьянами, иными скоморохами и всяким побродяжным людом, и они дерзали нападать на большие обозы с товарами.

Добрую неделю ждали они обоза боярина Терехова – Багреева. Прознали они, что он чуть ли не со всем добром в Москву едет, и решились попытать свое счастье. Они расположились по двум сторонам дороги еще с ночи в ожидании боярина. С одной стороны сидел в кустах косолапый Русин с Козлом, Распутою и еще десятком человек, а с другой – расположился с шестью людьми Злоба.