Двое строптивых

— Нет. Характер у нее сложный. Это тебе не трактирная девка, которую можно сманить одним словцом да кружкой вина. Тут, внучок, правильная осада потребна, и неизвестно еще, чем все кончится. Сам магистр с трудом с ней справляется, тут недавно ссылал ее работать сиделкой при больных в госпиталь, не знаю уж, по какой такой причине. Кто говорит, жизни себя лишить хотела, ну да не всякому слуху верь… Люди злы и потому рады наговорить всякой дряни. Тем паче что Элен у нас — первая красавица ордена, львица, а бабы — они особенно злы на таких. Как-то там старик Данте писал? Не вспомню… — Сэр Томас наморщил лоб, покряхтел, но потом глаза его вспыхнули и он выдал:

Её узреть чертог небесный рад…
Все низменное перед ней смутится.
Ее узревший сам преобразится
Или погибнет для грядущих дней…
Так милость Бога праведно судила:
Спасется тот, с кем дама говорила.
"Как воссияла эта чистота
И воплотилась в смертное творенье!" —
Амор воскликнул в полном изумленье:
"Клянусь, Господь в ней новое явил".
Сравнится с ней жемчужина лишь та,
Чей нежный цвет достоин восхищенья.
Она пример для всякого сравненья,
В ее красе — предел природных сил,
В ее очах — сияние светил,
Они незримых духов порождают,
Людские взоры духи поражают,
И все сердца их лик воспламенил.
И на лице ее любовь алеет,
Но пристально смотреть никто не смеет[19].

— Так-то вот, дружок.

— Она мне понравилась, — тихо сказал Лео. — И, кажется, я ее уже видел.

— Хорошо! Узнаешь, где живет. На Родосе это несложно, наш мирок ужасно тесен, и вперед!

— А отловить ее можно будет в церкви, — надоумил Джарвис. — Либо, скорее всего, в Богоматери Бурго, либо в Богоматери Замка. Она католичка, а все знатные латиняне ходят либо туда, либо туда.

— Ты привлек её внимание, — продолжил сэр Томас, — и это хорошо. Вообще, — заметил он, — женщины боятся умных мужиков, но она не из таких. Видел, как она слушала? А ведь мы больше часа препирались с этим козлом в монашеской одежде! Ты показал себя с лучшей стороны. К тому же известно, что женщины любят в мужчинах храбрость, а ты и тут отличился.

— Как это?

— Очень просто. Храбрость не только в том, чтоб мечом в гуще врагов махать, но и в том, чтобы словом доблестно выступить против этого Фрадэна. Не каждый на это отважится.

— А что, он и вправду способен довести дело до костра?

— Кто его знает. Ты об этом шибко не задумывайся. У нас, правда, иногда людей палят, но редко, в исключительных случаях. Не помню, чтобы при д’Обюссоне хоть кого-то сожгли, хотя два года правит. Лучше охоться на львицу!

Эх! У пьяных всё просто, а по трезвой голове всё идет наперекосяк. По крайней мере, эта случайная встреча стала началом долгой и скорбной эпопеи, затянувшимся поединком двух строптивых, о котором пока ни тот, ни другая не имели и понятия.

Забыв о данном самому себе обещании пока что не связываться с женщинами, Торнвилль застиг ее, по совету Джарвиса, в храме Богоматери Замка, рядом с которым сам и обитал.

Рассматривая Элен, Лео все сильнее увлекался ее красотой. Улучив момент, поздоровался. Она узнала его, приветливо улыбнулась. Чтобы найти тему для разговора, Лео припомнил историю с Фрадэном, вместе немного посмеялись. Это было неплохим признаком. Он хотел проводить ее после службы, но на выходе их разлучил невесть откуда вынырнувший орденский слуга из английского "обе-ржа" с распоряжением немедленно пройти в резиденцию "языка" Испании.

Оставалось извиниться перед дамой и, мысленно кляня всех чертей, отправиться куда велено.

6

В "оберже" Испании, украшенном множеством гербов, одном из самых больших, поскольку он давал прибежище рыцарям сразу двух "языков" — Арагона и, собственно, Испании, собралось много высокопоставленного народу. Присутствовал сам д’Обюссон, его неизменные помощники: племянник Бланшфор, дель Каретто, Филельфус и Каурсэн.

Но главное, что там оказался человек, встреча с которым доставила Лео искреннюю радость, хоть и не сгладившую грусти от разлуки с Элен. На Родос вернулся "столп" Арагона, великий драпье Николас Заплана — друг покойного дяди Торнвилля!

Николас Заплана погрузнел и поседел, однако взгляд его был по-прежнему жизнерадостным, а благородное лицо выражало волю к дальнейшему сопротивлению любым врагам и собственной судьбе.