Читаем ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ полностью

 Безусловно, каждый созданный Богом человек уникален и своеобразен. Масштаб его уникальности и своеобразия тем больше, чем больших успехов и свершений он добился. В связи с этим мой рассказ о двух лучших тренерах отечественного баскетбола не должен восприниматься как политически корректный или некорректный, как восхваление или поношение. Больше всего я далек он мелочного стремления свести с кем-то счеты, отомстить, кого-то обидеть. Тем более мерзко было бы заочно сводить счеты с людьми, которые уже ушли в вечность и не могут ответить тебе.

 Поэтому главное, что я хочу донести до читателя, — это то, что оба тренера, и Кондрашин, и Гомельский, были по-настоящему великими людьми, сделавшими очень многое для своей страны. И, будучи великими, они были внутренне неоднозначными людьми. Им были свойственны ошибки и недостатки. Но главное в них — это масштаб того хорошего, что позволило им добиваться великих побед.

 Я решил написать правдивую книгу, не приукрашивая действительность. Живые люди с их ошибками и недостатками значительно дороже мне, чем образы, кастрированные официальной историографией и представлениями о политкорректности. Рассказ о них именно в объективном ключе кажется мне более предпочтительным и более полезным для грядущих поколений. При этом я подчеркиваю, что мне дороги как память об этих людях, так и чувства их родных и близких, и я не хочу обидеть кого бы то ни было.

 Это вступление наверняка было необходимо с учетом того, что народная молва давно превратила нас с Гомельским чуть ли не во врагов. Апологеты Александра Яковлевича достаточно часто упрекают меня в неблагодарности, черствости по отношению к своему многолетнему наставнику, которому я «обязан всем». Вряд ли я особо любим и кругом экзальтированных почитателей Владимира Петровича Кондрашина, которыми любое сомнение в величии ленинградской школы баскетбола и в том, что ее разрушили происки Москвы во главе с Гомельским, подчас воспринимается наравне с отрицанием Холокоста.

 Я далек от политики, тем более местечкового толка, и не хочу иметь ничего общего со штампованным и истеричным восприятием личностей Гомельского и Кондрашина. Это не мешает мне как критиковать их, высказывая свою точку зрения, так и считать их обоих великими людьми и бережно относиться к их памяти.

 Гомельский

 Сразу же я хотел бы расставить точки над «i» по поводу моей «черной неблагодарности» по отношению к Гомельскому. Я знаю, что многим обязан своему многолетнему наставнику, и, безусловно, благодарен ему за это, однако его роль в моем успехе я не стал бы возводить в Абсолют. По крайней мере, формулировка «Белов обязан Гомельскому всем» коробит меня и кажется мне полным бредом.

 Действительно, Гомельский привлек меня в сборную, наверное, не без его участия я попал в ЦСКА, он «авансом» взял меня в двенадцать на чемпионат мира в Уругвай, создавал для меня впоследствии материально комфортные условия в клубе и сборной. Но всего этого не было бы, если бы я упорнейшим трудом не взращивал свое мастерство, не старался использовать все предоставляемые мне судьбой шансы, не становился постепенно лидером команды. Кто-кто, а Александр Яковлевич не был альтруистом и не стал бы транжирить столь непросто дававшийся ему тренерский и административный ресурс из одной лишь симпатии к баскетболисту. Да и не было у него ко мне никакой особой симпатии, по крайней мере, на первых порах. На завершающем этапе моих выступлений — и подавно.

 На самом деле, жесткая трепка, устроенная мне Гомельским в сборной поначалу, в чем-то пошла мне на пользу, окончательно лишив юношеских иллюзий и дав настоящую мужскую закалку. Но в чем-то она пошла мне и во вред. Вместо того чтобы развивать свои лучшие индивидуальные качества, готовясь к их полноценной реализации на площадке, я боролся за выживание, за место под солнцем, и, прояви я чуть меньше настойчивости и бойцовских качеств, мир мог бы вовсе не узнать баскетболиста Сергея Белова.

 С другой стороны, Гомельский не был врагом себе и не мог не использовать по полной те тренерские возможности, которые на определенном этапе стала предоставлять ему моя игра. В любой стране, даже такой громадной, как СССР, обойма элитных спортсменов не так уж велика, и не поддерживать лидеров в своем виде спорта, не давать им выступать на высшем уровне не позволили бы любому самому авторитетному тренеру.

 Помощь и поддержку Александра Яковлевича, его роль в моей спортивной судьбе я высоко ценю и не преуменьшаю. Но и переоценивать их не надо. Конструктивное, профессиональное и обоюдно выгодное сотрудничество — вот как правильно все это называть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии

Все жанры