ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ

 Советская пресса цитировала комментарии Гомельского. «Наша команда — вторая в мире, а могла быть и первой. Я удовлетворен мужеством ребят, с каким они провели решающие матчи. В сборной сложилась дружеская обстановка. Это позволило играть с боевым настроем, с полной отдачей физических и моральных сил. Порадовали молодые Ткаченко и Белостенный, нападающие Лопатов и Мышкин, доволен я и Ереминым... У них есть перспективы. Они могут составить костяк сборной и в будущем. И надо продолжать готовиться к этому, олимпийскому, будущему. А главное у них есть: наш советский спортивный характер».

 Через четыре года новое поколение советских игроков, уже без

 С.      Белова, под руководством Александра Гомельского все-таки сумеет победить на чемпионате мира в Колумбии, обыграв по ходу турнира и югославов, и американцев, и добудет свой третий (и пока последний) чемпионский титул.

 Что касается моего игрового будущего, то оно по возвращении с Филиппин по-прежнему было туманным, несмотря на прекрасные физические и игровые кондиции. Я не верил Гомельскому, не верил, что он сохранит меня в команде до московской Олимпиады, не верил, что, даже если я попаду в 12, он будет давать мне игровое время. Вся эта возня начинала мне надоедать. Все чаще — уже без истерик и депрессий — я стал приходить к осознанному решению: пора уходить.

Глава 20 ОГОНЬ ОЛИМПИАДЫ

Соблазн Москвы слишком силен

 И все-таки я принял иное решение. По возвращении из Манилы вместо того, чтобы объявить о своем уходе, я совершил невероятный поступок. Я понимал, что бороться с Гомельским или рассчитывать на перемену его отношения ко мне бесполезно, и для прояснения ситуации записался на прием к председателю Спорткомитета (фактически министру спорта) С. П. Павлову.

 Сделать это, т. е. фактически продолжить бороться за место под баскетбольным солнцем, меня стимулировали два обстоятельства. Во-первых, концовка финального матча чемпионата мира убедила меня в том, что по игровым кондициям я не только не отстаю от более молодых игроков, на которых теперь делалась ставка главным тренером, но и превосхожу их. В такой ситуации «отцепление» меня от стартового состава и от сборной являлось не объективной реакцией на реальную ситуацию, а обыкновенным произволом тренера, к тому же идущим во вред интересам команды.

 Чтобы гарантировать эти игровые кондиции в моем возрасте, я преодолел слишком трудный период перестройки своего организма, своего жизненного распорядка, и хоронить все эти усилия исключительно в угоду субъективизму одного человека, пусть даже и выдающегося, мне не хотелось. Уникальный игровой и жизненный опыт, которым я обладал, был способен принести очевидную пользу команде. В конце концов, ни у кого из кандидатов в олимпийскую сборную за плечами не было 306 очков в 25 играх трех олимпийских турниров.

 Во-вторых, мне очень хотелось выступить на домашней Олимпиаде. Она обещала стать настоящим праздником спорта, и я был бы очень рад возможности сделать его ярче. Моя страна заслужила этот праздник, и я, как я считал, заслужил его вместе с ней. Глупо и обидно было бы исколесить весь мир, защищая честь страны на соревнованиях в самых разных его уголках, а от участия в самом главном старте у себя дома благополучно отказаться.

 Разумеется, я был бы рад выиграть еще одно золото Олимпиады. Особенно великолепно было сделать это дома, перед своими болельщиками, которые будут нас яростно поддерживать и для которых наша победа в самом зрелищном виде летней олимпийской программы будет замечательным подарком и абсолютным счастьем.

 Наконец, у нас накопился приличный счет неоплаченных долгов нашим братьям по социалистическому блоку и злейшим соперникам на баскетбольной площадке — югославам. Обиднейшие поражения в очных противостояниях в полуфиналах олимпийских турниров

 1968- го и 1976-го, в финалах первенств Европы в 1975-м и 1977-м, первенства мира в 1978-м не давали мне покоя. Опережая нас по количеству важнейших турниров, в которых они за последние 11 лет выступили лучше нас, со счетом 7:4, югославы всерьез стали претендовать на неофициальное звание сильнейшей сборной Европы и второй после США баскетбольной супердержавы.

 Соблазн московского олимпийского праздника был слишком силен. Победа на домашней Олимпиаде, расправа над двумя извечными соперниками — США и Югославией, демонстрация самой яркой игры на пике собственных возможностей — вот что казалось мне достойным аккордом в сыгранной мной в большом баскетболе симфонии. После такого аккорда не стыдно будет и уйти, дав дорогу молодым.

 Так думал я, но мое мнение могло не разделяться другими. Мне предстояло убедить в своей правоте людей, ответственных за комплектование команды к московской Олимпиаде, или, по крайней мере, быть ими выслушанным. Именно поэтому я и решился на такой беспрецедентный шаг.

 Золотая эра