Может быть, это можно объяснить происшествием в туннеле, но мои понятия о морали ослабли, и возникло стремление выбраться, прекратить быть таким, каким я сам себе казался. Я набрал номер. Томас ответил на пятом гудке, и я услышал, что он пьян. На заднем плане звучала музыка, но не было слышно голосов.
– Але?
Я хотел повесить трубку, по большей части из-за того, что Томас так грустно проводит Рождество, но замялся на пару секунд, и за это время Томас успел спросить: «Это Йон?», и я признался, что это я.
– О'кей, – сказал Томас. – Супер. Так ты в деле?
Я представил себе картину, которую нарисовал мне Ларс. Этот самый Томас в кроватке, обнимает папу и маму, получив в подарок долгожданный замок из лего.
– Да, – сказал я. – Я в деле. При условии, что…
Томас перебил меня:
– …никто не пострадает, и так далее. Можешь не волноваться, такое не планируется.
– Что за дом тогда?
– Дом на Лидингё. Хозяева уехали на Рождество, и все такое.
– Откуда ты знаешь, что они уехали?
Длинный пьяный вздох.
– Папашины приятели. Знаю их. Знаю, где у них вещички.
– А что, если это месть?
– О чем ты говоришь? Откуда ты такое взял?
– Ниоткуда. Подумалось просто.
– Плюнь на это. Я к тебе приду завтра в шесть часов.
Не успел я повесить трубку, как уже пожалел о том, что сделал, и проклял себя за свое импульсивное поведение. Натянул свитер, подаренный мамой, на колени и подогнул под себя ноги, так что сидел в кресле, как будто свернувшись в клубок. Этого бы не случилось, если бы владельцы магазинов были чуточку щедрее. Это их вина, черт их побери.
Я хотел бежать, выть, гореть. Вместо этого я апатично сидел на кресле, уставившись на умирающий розовый куст, и представлял себе, как сани Санта-Клауса сбивает крылатая ракета. Все упаковки с подарками для детей превращаются в пепел, кишки оленей сыплются на покрытую снегом землю, а Санта-Клаус повисает, проткнутый шпилем городской ратуши.
На следующий день в двенадцать часов у меня было забронировано время в душевой. Если бы я не ждал этого, то опять бы сломался. Восемь-девять раз прослушал «Somebody», сидя около проигрывателя и машинально поднимая и опуская иглу. Попробовал послушать «Blasphemous rumours», но уже первые пропетые с придыханием ноты нагнали такую тоску, что я вместо этого послушал «Somebody» еще несколько раз.
Было ровно двенадцать, когда я потянул на себя дверь прачечной и обнаружил, что обе машины работают. Бронирование времени на стирку не совпадало с бронированием внутреннего помещения. Новый ключ немного заедало, но дверь открылась. Я вошел внутрь, зажег свет и закрыл за собой дверь.
В гладкой поверхности содержимого ванны было что-то гипнотическое. Я придвинул нож и полотенце и сел на табуретку, поставив локти на колени. Не отрываясь смотрел на черную массу.
Когда я немного посидел так, во мне еще больше укрепилась уверенность, что под зеркальной поверхностью что-то шевелится. Каким-то невероятным образом, который никак не соотносился со здравым смыслом, я также понял, что это нечто гораздо больше ванны. Голубой кит, который плавает в раковине. Легко написать это словами, но представить себе это сложно, и я почувствовал головокружение, когда нарушилась трехмерность пространства. Как будто ванна была не физическим объектом, занимающим часть пространства, а просто отверстием.
Мою правую руку по-прежнему саднило, поэтому я неловко порезал себе левую. Порез получился глубже, чем я планировал, и кровь быстро заструилась в ванну. Не раздумывая больше, я погрузил руку в черноту и закрыл глаза.
Когда примерно через час вернулся домой, довольно долго простоял посреди комнаты, пытаясь вернуться к тому, что называют реальностью. Моя кожа была пористой пограничной поверхностью, и фрагменты меня парили в другом мире, бесконечно далеком и абсолютно близком. Я разделся, взял пластмассовый кувшин и пошел в туалет, где облил себя холодной водой, не обращая внимания на то, что разливаю воду по полу. Когда насухо вытерся махровым полотенцем и постепенно начал занимать свое место в реальности, сел за письменный стол и открыл блокнот