– Потому что там что-то есть. Что-то, из-за чего у отца крыша поехала. Так у тебя есть ключ?
– Нет. Ключа у меня нет.
– А что ты тогда тут делаешь?
Я мог бы ответить, что нахожусь тут по той же причине, что и он, но, с одной стороны, мне не хотелось ни с кем объединяться в команду, а с другой стороны, взаимосвязи начали принимать определенную форму. Поэтому я спросил с максимальным безразличием в голосе:
– Тут живет твой отец, что ли?
Скинхед потерял ко мне интерес. Он стоял, прижав ладонь к двери в душевую, как будто пытался уловить вибрацию, и ответил:
– М-м-м.
– Он обычно ходит в костюме?
– Да, а что?
– Просто спросил.
Картина, частью которой я стал в тот день в Брункебергском туннеле, предстала совсем в ином свете. То, что я пережил, было не эротической фантазией, а отцовской тоской по сыну, тому самому, что сейчас повернулся ко мне и рассматривал меня, уперев руки в бока.
– Ты к этому совсем непричастен? – спросил он.
– Это по рекомендации Эльсы, или как?
– Нет.
Манера скинхеда говорить, его жесты и язык тела сбивали с толку. От такого человека не ожидаешь слов «причастен» или «рекомендация». К этому добавлялась какая-то
– И чего ты пялишься?
– Ну, просто ты так не похож на других, которые… следуют твоему стилю.
– На скинов, в смысле?
– Да.
– Хочешь сказать, что любой, кто
– Даже не знаю.
– Ну, это почти у всех так. Они даже не знают.
Он фыркнул и покачал головой, как будто человеческая предвзятость не переставала его удивлять. Я уже хотел спросить, как его зовут, потому что хотел иметь название для этого противоречивого явления, но прежде чем успел что-то сказать, он вышел из прачечной не попрощавшись. Я огляделся и увидел: на столе для складывания белья что-то блеснуло. Гладкое золотое кольцо. Я взял его в руки и прочел надпись на внутренней стороне:
«Кайса и Эрик 25/5 1904»
Я уже почти положил кольцо на место, когда открылась дверь и вернулся скинхед. Не говоря ни слова, он забрал у меня кольцо и запихнул в карман джинсов. Когда он уходил, я озвучил уже сформулированный вопрос:
– Как тебя зовут?
Он остановился, когда рука его уже поворачивала ручку двери, и я ждал, что он откажется отвечать, но вместо этого он просто сказал:
– Томас.
– О'кей, – сказал я и протянул руку. – Приятно познакомиться. Меня зовут Йон.
Томас оглядел меня с ног до головы. Похоже, раздумывал, что лучше: протянуть мне руку или дать мне пинка, но он удовлетворился тем, что буркнул: «Проклятый придурок», – и снова ушел.
Это Эльса была предводителем делегации, которая навестила меня тем вечером, когда я сбежал, и это по
На двери c табличкой «Карлгрен» висел зеленый пластмассовый рождественский венок. Утверждение Томаса, что у его отца «крыша поехала», меня немного беспокоило, но беспокойство смягчилось при виде венка. Сумасшедший вряд ли станет заниматься рождественскими украшениями. Я позвонил в звонок.
Пока ждал, засомневался в своем выводе. Может быть, когда сходишь с ума, как раз и следишь за тем, чтобы все было в порядке с такими вещами, как рождественские украшения. С деталями, которые сохраняют нормальность как декорацию, в то время как за кулисами расцветает безумие. Я напрягся, когда услышал мягкие шаги, приближающиеся к двери.
Эльса была пожилой, а в двери не было глазка, поэтому я ожидал вопроса «Кто там?», но, пока размышлял, как назову свое имя, дверь открылась. На пороге стояла Эльса в черном спортивном костюме и домашних туфлях из овчины на ногах.
Свет в ее глазах по-прежнему присутствовал, но теперь он смешивался с чем-то еще, из-за чего она казалась немного… я не хочу использовать слово
– Йон?
– Да.
– Заходи.
У нее в коридоре пахло так, как обычно пахнет у пожилых людей. Нафталином, лавандой или стареющим телом и временем, которое движется по кругу. Домашний и безопасный запах. Я снял ботинки и прошел в гостиную, где Эльса села в кресло и положила руки на колени. Гостиная тоже была точно такая, какая она и должна была быть у Эльсы Карлгрен, семидесятилетней женщины.