Движение к цели

— Десять минут, — напоминает класснуха.

Баранов едва сдерживается, но пока мы идём в комсомольскую комнату, не произносит ни слова, только шумно дышит, как вчера в прихожей у Лиды. Я прохожу и сажусь во главу стола. За мной стоит красное знамя с жёлтой бахромой.

— Ты что себе думаешь! — сразу начинает орать он. — Ты знаешь, сколько ты получишь за это?! Я тебя укатаю по полной! Ты на малолетке сосать зае***ся! Ты, чмо маленькое. Ты думаешь тебя твои дружки покроют? Да я всю вашу шайку одним ударом завалю! Ты присесть не сможешь! Я тебе самолично фуфло разворочу! Ты у меня машкой будешь! Ты понял?! Сейчас вызову наряд и поедешь ты прямым ходом в петушатню! Ты понял меня?!

— Понял, — отвечаю я. — Я понял, что ты обделался, майор.

Я думал стать более красным невозможно. Но пределы человеческих возможностей воистину безграничны. Кажется, он как хамелеон, пытается сделаться неотличимым от знамени. Лишь бы его только удар не хватил. У меня на него планы, вообще-то.

— Ты! — дышит он огнём. — Щенок! Маленький вонючий кусок дерьма!

— Пошёл вон, — тихо, но отчётливо произношу я.

Не привык такое слышать? Его рука автоматически начинает шарить по боку в поисках кобуры.

— Из огурца стрелять будешь? Иди выйди в коридор и постой, подумай, сбрось пар. А потом зайдёшь и скажешь то, что мне понравится.

Он подаётся вперёд и опирается толстыми руками о стол.

— Ты не знаешь, с кем связался, щегол, — хрипит он.

— Знаю, — говорю я уверенно. — С самым тупым БХСС-ником в стране советов. А вот ты не знаешь. Твой микроскопический мозг просто не в силах это осознать. Да и чего от тебя ждать, если единственное, что ты можешь — это избить подчинённую, попытаться её изнасиловать, нажраться до свинячьего визга, устроить дебош и про**ать табельное оружие. Тупица, ты же теперь раб лампы. Хоттабыч, ёпта. А я кто? Не догоняешь? Ну да, зачем я спрашиваю. А я хозяин лампы. Так что, Хоттабыч, хочешь свой пистолетик?

Он стоит набычившись, наклонив голову вперёд и из-под крышки у него, как у чайника вырывается пар. Кипят, кипят мозги.

— Готовь пятьсот рублей, — продолжаю я. — И ещё сотку сверху за оскорбления, что мне пришлось от тебя выслушать. Ферштейн?

— Чего?! — хрипит он.

— Это по-немецки. Означает, понял, дебил? Да не бойся ты, заработаешь ещё. Если меня слушать будешь. Вечером сегодня в девятнадцать ноль-ноль приходи с деньгами.

— Куда?

Ну что, утихомирился, бегемотик? Вот и молодец. Выглядит он по-прежнему очень плохо но, по крайней мере, уже не сыплет проклятиями. Я называю ему адрес.

— И приходите один, товарищ майор, — возвращаюсь я на рельсы привычного ему стиля общения. — Не усугубляйте своё положение. Быстро оформим сделку и пойдёте себе жить-поживать и добра наживать.

После школы я иду на центральную базу промторга. Не на Южный, где я был устроен, а на Кузнецкий. Нахожу директора и получаю подготовленные для меня сапоги и остальные мелочи. Расплачиваюсь и тащу добычу домой. Наскоро обедаю, переодеваюсь в новый костюм и двигаю в горком.

Заседание проходит в обычном порядке с пламенными речами и в духе некоторой противоестественности. Но в самом конце Новицкая вдруг хмурится и, обведя всех глазами, спрашивает:

— А где Артём Стрельников?

— Он заболел, Ирина Викторовна.

— Заболел? Вы что, с ума сошли? И так спокойно мне об этом сообщаете? Это, товарищи мои дорогие, абсолютная безответственность. Вы что, не понимаете, что из-за этого у нас выступление перед медицинскими работниками горит? Вы актив или нет? Сейчас вы очень похожи на равнодушных людей, живущих по принципу «моя хата с краю». Это, товарищи, не по-комсомольски. Что с ним? Вы узнавали? Надо его сюда доставить.

— Аппендицит, — отвечают члены актива. — Он сейчас на операции.

— Ну, это уже ни в какие рамки не лезет. Нашли доклад?

— Нет, Ирина Викторовна, — говорит рыхлая Катя и поднимается на своём месте. — Мы всё обыскали. Артём, наверное, доклад домой забрал, чтобы доработать.

— Безобразие! — негодует Новицкая. — Найдите во что бы то ни стало. Поищите в машбюро. Может, он его в печать отправил.

— Искали уже. Нет доклада.

Наступает тишина.

— Брагин, — Ирина вдруг обращается ко мне. — Ты же с Артёмом обсуждал доклад?

— Ну, не весь, — отвечаю я, поднимаясь. — Только некоторые аспекты.

— Значит сейчас вместе с Катей идёте и восстанавливаете всё, что сможете вспомнить по памяти.

Задерживаться в мои планы не входит, но делать нечего. И я вместе с Катей иду восстанавливать доклад, вернее, писать новый. Через час заходит Новицкая, а ещё через час доклад оказывается в общих чертах свёрстан.

— Ирина Викторовна, можно я дома доделаю? — спрашиваю я. — У меня сейчас через двадцать минут очень важная и серьёзная встреча в опорном пункте милиции. Я с участковым сотрудничаю по профилактике преступлений и никак не могу опоздать. Там у нас трудные подростки сегодня, и из ОБХСС майор придёт. Я уже опаздываю.

Новицкая неохотно меня отпускает.

— Ладно, — говорит она. — Мне тоже ехать нужно, а здесь практически всё готово. В восемь утра первым делом отдать перепечатывать, чтобы мы не оказались у разбитого корыта. Всё ясно?