Двери закрываются

- очень ненадежной преграды от грохочущей музыки - и мне было грустно. Смеялись, громко говорили, танцевали, выкрикивали в микрофоны слова о любви, и те двое стояли под дождем и все теснее обволакивались жаркой паутиной взглядов... А мне было грустно.

И каждый представит себе это по-разному, каждый на свой лад

и не так, как это БЫЛО, как это видел я. Вот в чем тут загвоздка. Слова бессильны. Ими можно только описать, но не ПЕРЕДАТЬ. Все мы слишком разные...

И та, которая села за мой столик, отгороженный пальмой... Что

я могу сказать о ней? Каждый может представить ее по-своему. Только не такой, какой она была на самом деле.

А музыка все играла, и мы пили вино, и танцевали, и говорили о чем-то. Может быть, о погоде, а может, о Блоке...

А потом дождь перестал. Мягко светился асфальт под голубыми фонарями, мимо нас проезжали усталые троллейбусы, мерцающей синевой отливали окна домов - там сидели у телевизоров, - а мы шли под деревьями, единственные в пустом городе, и даже - вот глупости-то, наверное! - я немного пронес ее на руках.

И был вечер... День первый.

...Дверь, наконец, закрылась. В темном окне - бледное пятно.

Лицо, прижавшееся к стеклу. До свидания...

Да, все нечетко, неярко, без деталей. Всего несколько линий. Присмотритесь повнимательней - если повезет, они, быть может, превратятся в узоры марсианских каналов. И выплывет лицо Аэлиты, и появятся образы. Жаль, что у каждого - свои...

...И был день. Второй.

Если поднять голову из высокой травы - увидишь озеро, зеленые сабли осоки, деревья. Но никак не оторваться от земли, потому что на щеке чужая ладонь. Нет, не чужая... И мысли какие-то дикие, и разговор странный, почти бессвязный, мучительно закрутившийся вокруг одного, как веревка на горле. Уехать. Куда? Все равно. Уехать. Вдвоем.

Почему "мучительный"? Э-эх, современные трагедии! Куда делся былой эпический размах? Все просто до смешного, только вот смеяться что-то не хочется...

Вот так всегда. Лениво ползем по кругу на карусели жизни, и опостылел этот круг, и хочется вырваться - да нельзя. Привязаны. И вдруг присмотришься - а узлы-то ослабли! Спрыгнешь сгоряча, постоишь, озираясь по сторонам, - все незнакомое, чужое, неуютное - и поскорее назад, на карусель, на свое привычное, ну до того же, оказывается, удобное и славное место.

Потому и день третий. Последний. Так уж повелось: третий - всегда последний.

И когда в третий раз спросила красна девица: "Пойдешь ли со мной, оставишь ли жену, малых детушек?" - помрачнел добрый молодец. Склонил буйну голову, вздохнул так, что листья с деревьев посыпались, и молвил в ответ, потупив очи: "Прости, не пойду с тобой, вернусь к своим детушкам". Пригорюнилась красна девица, ничего не сказала в ответ - и растаяла.

Вот так. День последний понятен?

Над головой дощатый потолок. В окошко дачи втекает серый утренний свет. Ее глаза чуть припухли от слез. Сидит на стареньком диване, курит, резко отбрасывая светлую челку со лба. Разговор уже кончен. Думали - Волга, и потечет, потечет широко и спокойно за тысячи километров, а оказалось речка, что все тоньше и тоньше - и вот только пунктиром на карте - и теряется в песках, испаряясь под солнцем.

Встали. Шагнули в открытую дверь, в серенькое утро. Ключ под

порог - и ушла. Долго брела по длинному изгибу шоссе, не поднимая

головы. Пылили автобусы, угарно, с хрипом дышали самосвалы - а

она шла и шла, да так и скрылась, словно растворилась в утренней

серости. Растаяла. Навсегда.

Что было, того не вернешь. Не воскреснет прошлое, не откинутся крышки гробов, не возникнут вновь дорогие нам лица. Не вернется любимая полянка детства, березовая роща, крутой спуск к пшеничному полю.

Как-то сошел с электрички на пригородной станции, расспросил,

как пройти, и нашел-таки дорогу. И вот она вокруг меня - березовая роща детства. Совсем не та. И березы пониже, и обрыв вовсе не крутой, и старые окопы заросли травой. Не вернешь звонких голосов, огромных грибов, не вернешь себя, пятилетнего...

Не вернешь прошлое. И не поправишь.

Да и что изменилось бы, даже если окликнуть ее тогда, догнать? Ничего. Потому что три богини со странными именами уже готовы были разорвать нить. Потому что все уже было предопределено еще более ранним прошлым. Выручить могло только одно - устранение причины. Устранение первой встречи под чахлой пальмой. А разве это в силах человеческих?..

...И лишь через много-много дней я узнал, что ее нет больше среди нас, живых. Нетипичная, совершенно несвойственная нашему веку история. Ведь из-за этого сейчас не принято уходить. А она ушла. Слишком много снотворного.

Исчезла из-за меня...

Была поздняя осень. Я долго ходил по берегу озера, все искал

то место, где мы были когда-то. Осока пожелтела, деревья-скелеты растопырили голые ветви. Дул холодный ветер, шуршала промерзшая трава, грязь буграми застыла в колеях проселочной дороги. Я нашел то место, сел на поседевшую от инея траву и долго смотрел на озеро и деревья. А что мне еще оставалось делать?

...3а окном по-прежнему суетливо мечутся снежинки. Плывем