Со слов Сани выходило, что он сам никого не убивал, так и караулил возле машин. И я был склонен ему верить: из этой компании он действительно самым молодым был, и кто-то должен был остаться на улице. Произошло все просто – из дома послышался женский крик, потом серия пистолетных выстрелов. Затем на крыльце показался Паша, который тащил тяжелораненого Николая, прижимавшего окровавленные руки к животу. Стащив его с крыльца на снег, Паша отступил назад, продолжая целиться из пистолета. Второй пистолет он держал в руке.
К раненому же подошел Играшин, в защитных очках, поднес к его лицу чемоданчик, приоткрыв крышку. Николай дернулся несколько раз так, словно через него ток пропустили, потом уже Играшин сказал что-то, вытащил ствол, и вдвоем они несколько раз выстрелили раненому в грудь. Паша протер рукоятку второго пистолета, вложил в руку убитому. На этом все и закончилось, вышедший из дома Мышлицкий кинул Сане ключи и приказал гнать в отделение милиции, вызывать тех на убийство.
– Я в глаза-то убитому глянул – а они черные. Ваще черные, – сказал тогда Саня.
Все верно. И все просто. Николаю стреляли в живот для того, чтобы сопротивляться уже не мог, но сразу не умер. А уж раз сумели вырастить призрака в ящике, то подсадить его живому, да еще и окровавленному человеку, – никаких проблем. Добили – и призрак погиб вместе с носителем, все просто как мычание. Милиция глянула – а там все улики налицо, мало разве таких здесь было, с черными как уголь глазами без белков и радужки? Даже я за свое недолгое пребывание в Отстойнике успел с таким столкнуться – чудом уцелел.
Адреса коллег Саня знал. И Мышлицкого адрес, и Играшина, и даже номер в гостинице, в котором сейчас ночевал Паша. И в гостиницу мы как раз сейчас и ехали – опять мы втроем в «кюбеле», а следом за нами два «виллиса» с комендачами. Оба броневика рванули по другим адресам, Тенго, мягко узурпировавший руководство операцией и подмявший под себя командира комендачей, решил с окончательной победой не затягивать, а к утру не только захватить всех подозреваемых в убийствах, но и выбить из них показания на Червонца. Для того, судя по всему, чтобы к вечеру уже и его запереть в подвале. Материальная заинтересованность – она страшная сила.
Машины лихо подлетели к гостинице, и через несколько секунд кулак разведбатовца барабанил в массивную дверь. Ждать пришлось минут пять, наверное, до тех пор, пока в окошко не выглянула заспанная физиономия ночного дежурного – немолодого мужика с бородой, с недоумением уставившегося на скопление людей на крыльце.
– Открывайте, комендатура, – сказал Тенго, выступая вперед и чуть-чуть покривив душой, для того чтобы меньше вопросов возникало.
Документов дежурный не спросил – вид комендачей в форме все же подействовал. Спросил лишь только:
– А по какому вопросу?
– Ты открывай, там расскажем. – Тенго вновь стукнул кулаком по двери.
Дежурный открывать не спешил, проинформировал через окошко, что «руководству сообщить треба», чем вызвал уже настоящий приступ бешенства.
– Открывай, мля, а то сейчас тросами решетки сдернем и через окно войдем, – почти заорал Тенго, демонстрируя южный темперамент, до того успешно скрываемый.
Дежурный все же сообразил, что так и до беды недалеко, лязгнул массивным засовом, а дальше его уже чуть дверью не снесли.
– Направо по коридору! – скомандовал Тенго, для верности еще и указав направление рукой.
До этой секунды все шло как по маслу, но тут все пошло наперекосяк. Из коридора ударила длинная очередь, свалив одного из бойцов, а второй, заорав, отскочил за угол и схватился за ногу, тут же злобно заматерившись. Остальные шарахнулись в стороны, а потом рванули еще дальше кто куда, услышав звук скачущей по паркету тяжелой гранатной тушки.
Толкнув Федьку, я выскочил из вестибюля и завалился набок в снег. И тут же грохнуло, сверкнуло, посыпались где-то стекла, вновь затарахтел автомат, послышалась ответная стрельба.
Тенго заслонов выставлять не стал, полагаясь на неожиданность и толстенные решетки на всех окнах. По его расчетам, Паша должен был в любом случае оказаться в ловушке, но… черт его знает, будь я на месте Паши и зная, что за мной начали гоняться, – я бы какой-то запасной выход предусмотрел. Не знаю какой, не задумывался. Поэтому я даже не стал соваться обратно в вестибюль, а просто рванул вокруг здания, прижав карабин к плечу. В конце концов, Паша стреляет из своего номера, как мне кажется, и если мне хотя бы удастся прижать его огнем через окно, пользы будет много.
Снега под стенами здания никто не разгребал, бежать было тяжело, ноги вязли. На углу поскользнулся, завалившись набок и зачерпнув снега рукавами, но карабин не извалял, удержал выше. В гостинце грохотало так, словно там Дом Павлова удерживали. Опять грохнула граната, потом еще одна. В одном из окон первого этажа увидел чье-то лицо – даже не понял, мужское или женское, перекошенное от ужаса.