Двери иных миров

– А кого волнует, как выглядит бармен? Или писатель? Люди-то хотят удочерить маленьких голубоглазых блондиночек-идиоток. А парням, когда подрастешь, нужны выпирающие титьки, смазливая морда да еще чтоб почаще повторяла, какой он необыкновенный мужик. – Он пожал плечами. – Состязаться с красивыми дурами я не могла. И поэтому решила завербоваться в ДЕВКИ.

– Во что?

– В Дамские евгенические войска, космическая интербригада. Их теперь называют Космические АНГЕЛы – Американский национальный гиперсексуальный евгенический легион.

Я вспомнил оба термина, сделав привязку по времени. Хотя теперь мы используем и третье название; это элитные женские части: Штурмовая любовная хабилитированная интербригада. Изменения смысла слов – самая большая пакость для прыгунов во времени. Знаете ли вы, что «станция обслуживания» когда-то означала место, где торговали легкими нефтяными фракциями? Как-то был я на задании в эпоху Черчилля, и женщина мне сказала: «Встретимся на станции обслуживания в соседнем квартале» – а это совсем не то, что вы подумали; «станции обслуживания» (в то время) не имели кроватей.

– Как раз тогда впервые признали, что нельзя посылать мужчин в космос на месяцы и годы, не предоставляя им возможность сбросить напряжение, – продолжил он. – Помнишь, как вопили ханжи? Но это лишь увеличивало мои шансы, добровольцев было очень мало. Девушке следовало быть респектабельной, предпочтительно девственницей (им нравилось обучать девушек с нуля), умнее среднего уровня и эмоционально стабильной. Но добровольцами вызывались по большей части или старые девы, или невротические дамочки, которые свихнулись бы, не проведя в космосе и десяти дней. Так что от меня не требовалась красивая внешность – если меня принимали, то приводили в порядок зубы, делали завивку, учили ходить, танцевать, внимательно выслушивать мужчин и всему прочему, плюс тренировка по выполнению главных обязанностей. Если имелась необходимость, делали даже пластическую операцию – для наших парней ничего не жалко.

А что еще лучше, на срок действия контракта тебе не грозит опасность забеременеть, и после его окончания имеешь почти верный шанс выйти замуж. Да и сейчас все то же самое – АНГЕЛы выходят замуж за космонавтов.

Когда мне стукнуло восемнадцать, меня отправили работать «помощницей матери». Этой семейке просто-напросто требовалась дешевая прислуга, но я не возражала, потому что не могла завербоваться, пока мне не исполнится двадцать один год. Я делала всю домашнюю работу и ходила в вечернюю школу – говорила, будто продолжаю начатые в школе курсы машинописи и стенографии, а на деле училась тому, как ловчее охмурять мужиков, чтобы иметь больше шансов при вербовке.

Потом я встретила того городского хлыща, набитого деньгами. – Он нахмурился. – У этого ничтожества и в самом деле была пачка стодолларовых бумажек. Как-то вечером он мне ее показал и предложил выбрать любую.

Но я не стала. Я любила его. Он стал первым мужчиной в моей жизни, который был со мной любезен, не пытаясь при этом залезть мне под юбку. Я бросила вечернюю школу, чтобы чаще с ним встречаться. То было счастливейшее время в моей жизни.

А потом однажды вечером в парке он все-таки залез мне под юбку.

Он смолк.

– И что потом? – полюбопытствовал я.

– А ничего! Больше я его никогда не видела. Он проводил меня домой, заверил, что любит, поцеловал, пожелал спокойной ночи – и больше не приходил. – Он помрачнел. – Если бы я смогла его отыскать, то убила бы на месте!

– Еще бы, – посочувствовал я, – прекрасно тебя понимаю. Но вот убить – за то, что произошло само собой, – гм-м… Ты сопротивлялась?

– Что? Да какая разница?

– Большая. Может, он на тебя так грубо накинулся, что заслужил, чтобы ему сломали руки, но…

– Он заслуживает гораздо худшего! Погоди, я еще не закончила. Мне удалось все устроить так, что никто ни о чем не подозревал, и я решила, что все кончилось к лучшему. Вряд ли я любила его по-настоящему, и больше, наверное, никого не полюблю… но после этого мне еще сильнее захотелось завербоваться в ДЕВКИ. Меня не стали дисквалифицировать, потому что на девственности они не настаивали. И я даже повеселела. Но догадалась лишь тогда, когда мне стали тесны юбки.

– Залетела?

– После этой сволочи меня раздуло, как воздушный шар! Эти жмоты, у которых я жила, не обращали внимания на мой живот, пока я могла работать, – а потом дали пинка под зад. В приют меня обратно не взяли. В конце концов меня приютили в больнице, в палате для бедных, где я выносила горшки за такими же толстопузыми бедолагами, пока не настал мой срок.

И вот однажды вечером я очутилась на операционном столе. Медсестра сказала мне: «Расслабься. А теперь глубоко вдохни».

Я очнулась в постели. Ниже груди я своего тела не ощущала. Вошел хирург.

– Как себя чувствуете? – весело спросил он.

– Как мумия.

– Естественно. Вас спеленали бинтами ничуть не хуже фараона и накачали лекарствами, чтобы вы не чувствовали боли. Вы скоро поправитесь… но сделать кесарево – это не занозу вытащить.

– Кесарево? – изумилась я. – Док… неужели ребенок умер?