Дверь во тьму

Я, Эйлар Ваас, стою на земле, которая моя по праву. Я дочь своего отца, и ошибка его на мне. Моя рука остановила его жизнь, но двигала ею воля отца. Ибо он знал — нет прощения, когда нарушеныосновы порядка. Не мне повторять их для вас, брат отца Ранд Ваат и друг отца Крип Гуус. Но я повторю — для земли, которой буду владеть, для слуг, которыми буду править, для стали, которую понесу в бою.

От сотворения земли — и до угасания, солнца.

От рождения человека — и до погребального костра.

На север и юг, на восток и запад.

Один закон жизни дан всем.

Есть свободные и рабы, есть господа и слуги.

Свободный может быть трусом и подлецом. Он может быть жалок и смешон, а лицо его уродливо. Не это делает его господином рабов.

Раб может быть смел и благороден. Он может быть горд и величествен, а лицо его прекрасно. Не это делает его слугой свободных.

Правда снаружи, а не внутри. Истина приходит лишь через другого человека.

Нет хуже проступка, чем сделать слугу господином, — кроме единственного: сделать свободного рабом.

Мой отец забыл истину — и потому я стою перед вами на своей земле. И мои рабы на стенах замка готовы умереть за меня.

Уммилис, слышащий неслышимое, привел юношу к Эйлар на третий день обучения. Старик шел медленнее обычного, хотя двое, не имеющих имени, поддерживали его под руки. Юноша шел следом, без охраны, но с ящерицей-воротником на шее. Рубиновые глазки ящерицы неотрывно следили за Уммилисом — он имел право приказа. Лишь увидев Эйлар, ящерица переместила немигающий взгляд на свободную.

— Я отдал ему все, что имел, — тихо сказал Уммилис. — Он понимает язык, может говорить и знает, где находится.

Эйлар кивнула — она не сомневалась в возможностях Уммилиса. Но хороший труд требовал награды.

— Ты можешь сократить свое имя, Уммили. Ты доволен?

Старик кивнул. Но слова Эйлар словно не затронули его.

— Боюсь, я не обрадуюсь так сильно, как должен, госпожа. Мой разум гаснет — он слишком много отдал… и слишком много взял.

— Ты хорошо служил роду Ваас, — ласково ответила Эйлар. — Ты можешь спокойно умирать, старик.

Уммили кивнул.

— А теперь ответь на последний вопрос, Уммили. Кто его хозяин?

— Я не знаю.

Эйлар нахмурилась:

— Он так глуп? Стоило ли возиться с ним трое суток?

— Госпожа… — В голосе Уммили мешались почтение и страх. — Он подчинялся многим в своем мире. Очень многим. Но он не считает себя рабом.

Эйлар вздрогнула. Посмотрела на юношу — тот оставался неподвижен, лишь иногда косился на ящерицу, способную в любой миг разорвать ему горло.

— Ты хочешь сказать… — голос Эйлар дрогнул, — что он свободный?

— Нет, госпожа. Он подчинялся многим. У него не было слуг. Но он считает себя свободным человеком.

Мгновение Эйлар размышляла. Потом кивнула — и ящерица-воротник перескочила на шею Уммили. Юноша потер оставшийся на коже красный рубец.

— Ты хорошо служил, Уммили, — ласково сказала девушка. — Попрощайся с друзьями. Ты знаешь, что говорить, а что нет. Потом прикажи ящерице исполнить то, что она должна.

Старик кивнул.

— Пойдем, — кивнула Эйлар юноше. — Мы погуляем по саду… и поговорим.

Я, Эйлар Ваас, клянусь — и клятва моя верна, ибо я стою на своей земле. Во мне не было веры в чужака. Он был рабом — потому что сдался отцу живым. Он был рабом — ибо повиновался нелепым законам неизвестных ему людей. Он был рабом — ведь никто не подчинялся его приказам.