Дверь во тьму

Один из охранников хрипло засмеялся. Мы продолжали есть. К нам вновь подошла рыжая девчонка и поинтересовалась:

— Крылатые, вы надолго в наш город?

— На недельку, — вновь встрял в разговор Котенок. И девушка, явно уверившись, что он в нашей компании самый главный, спросила:

— А где вы остановились?

— Пока нигде, — с неожиданной грустью заметил Котенок. Поднял мордочку, продолжая, однако, придерживать кусок котлеты лапкой, и добавил: — Состояние наших финансов весьма плачевно и позволит разве что пару обедов в вашем прекрасном заведении.

Секунду девушка размышляла, потом присела за столик и вполголоса заявила:

— Мы с удовольствием окажем вам гостеприимство. Заведение сдает комнаты, и одна из них, по счастью, свободна. Плата символическая — монета в неделю. Но при условии, что завтракаете, обедаете и ужинаете у нас.

Будь Котенок человеком — я бы пихнул его под столом, соглашайся, мол! Условия явно были хороши, об этом свидетельствовало лицо девушки. Но Котенок печально возразил:

— Нам не хватит средств питаться у вас, милая леди…

Девушка покосилась на охранников, которые вылупив глаза следили за беседой.

— Плата за еду тоже символическая. Монета.

— В неделю, — уточнил Котенок.

— Идет, — согласилась девушка. — Гостеприимство — моя слабость.

— А наплыв любопытных компенсирует издержки, — в тон ей заявил Котенок. Девушка засмеялась:

— Ребята, вы откуда?

— Не вс сразу, — со вздохом сказал Котенок. — Можно еще по котлете?

…Комната, куда нас провела девушка, — кстати, звали ее вполне обычно, Магдой, — была маленькой. Лэн, когда мы остались одни, поворчал слегка по этому поводу. Но мне лично показалось, что три на три метра для двух пацанов и котенка вполне нормально. В комнате были две кровати — взрослые сочли бы их узкими, но нам жаловаться было бы смешно; камин, в котором лежали дрова, и столик с единственным стулом. Стены были кирпичные, даже не побеленные, что тоже вызвало у Лэна негодование. Над кроватью, которую Лэн облюбовал себе, висела маленькая картинка с изображением парусника, плывущего по ночному морю. По-моему, парусник был куда красивее, чем в натуре. Возле двери, запирающейся на крепкий засов, висело маленькое треснувшее зеркальце. Вот и все. Впрочем, было еще окно, закрытое лишь легкой шторой, что вызвало у Лэна оторопь. Он не привык к тому, что на окнах нет ставней и сквозь них пробивается свет — пусть даже лишь свет уличных фонарей.

Котенок деловито обежал комнату и взлетел на мою кровать.

— Сегодня сплю с тобой, — заявил он. — Если будет холодно, то под одеялом. Ты во сне не пихаешься?

— Откуда я знаю, я же во сне сплю, — ответил я и спросил: — А почему ты не показал, что умеешь летать и светиться?

— А вдруг нам придется задержаться больше недели? — вопросом ответил Котенок.

— Из тебя бы торговец вышел, — не то осуждающе, не то восхищенно протянул Лэн.

— Я подумаю над этой идеей, — пообещал Котенок и начал умываться. — Вы ложитесь, мальчики, завтра дел будет много.

— Каких? — не удержался я.

— Откуда я знаю? Но не зря же мы сюда добрались. Спать!

На командный тон я обижаться не стал, послушно разделся и забрался под одеяло. Лэн, зевая, сказал:

— Спокойной ночи, Данька…

— Спокойной ночи, — согласился я. А Солнечному котенку, как и положено, шепнул: — Ясного рассвета…

Проснулся я оттого, что Котенок покусывал меня за мочку уха, а рот зажимал лапкой. Я просто обалдел и едва не скинул его на пол. Но тут Котенок прошептал:

— Тихо, Данька… Вставай.

Я встал, а Котенок, слабо светясь, повис в воздухе передо мной.

— Что? — тихо спросил я, ничего со сна на соображая.

— Посмотри на своего Младшего…

Наконец я понял, что случилось что-то неладное, и шагнул к кровати, где спал Лэн. Шагнул — и замер. Это был не Лэн. Кто-то очень похожий, но лицо его было таким злым и жестоким, что мне стало страшно.

— Тьма, — прошептал под ухом Котенок. — Черный огонь горит в нем, Данька. Когда Лэн не спит — он сильнее. Но тьма в нем осталась…

Я сразу вспомнил торговца, который разглядел это сквозь свои черные очки. И беспомощно посмотрел на Котенка:

— Что делать?

— Сейчас? Разбудить или осветить Настоящим светом… или просто пожалеть. Но тьма будет расти. Мы должны найти много, очень много Настоящего света, чтобы выжечь тьму дотла.

— Как много?

— Не знаю. Очень много, Данька. Нам нужен Настоящий рассвет… Только не спрашивай, что это, я и сам еще не знаю. Я…

— Маленький, слышал, — оборвал я Котенка. И сел на кровать рядом с Лэном, осторожно взяв его за руку.

Через минуту лицо Лэна разгладилось. И стало таким, как раньше, только на лбу выступили капельки пота.

— Пока все просто, — вздохнув, сказал Котенок. — Ложись досыпай. Я покараулю тьму.

И забравшись Лэну на грудь, он тихо замурлыкал, больше не обращая на меня никакого внимания. Так что я улегся обратно, вот только уснуть больше не смог. Лежал, глядя в деревянный потолок, на щели между досками, лежал до тех пор, пока на улице не стали слышны шаги прохожих, а свет фонарей не сделался чуть ярче. Потом Лэн шевельнулся, зевнул и со смехом спросил:

— Что, Данька толкается во сне?