Дверь в никуда

Вечеринка началась точно так же, как и десятки ей подобных на протяжении последних лет. Шесть человек, пришедших на праздничный обед, были старыми друзьями. Одну пару Мартин и Энни знали еще со своих студенческих лет. Томас был лучшим другом детей второй пары с тех самых пор, как начал ходить. Среди приглашенных был и партнер Мартина по бизнесу с женой.

Как и у всех добрых знакомых, часто проводивших свободное время вместе, у них тоже были общие впечатления и воспоминания, оставшиеся после совместных праздников и уикэндов. Чтобы понять друг друга с полуслова, им порой достаточно было многозначительных недомолвок, легких улыбок, незатейливых, только им знакомых шуток. Вот и сегодня, как только все собрались, гостиная наполнилась радостными приветствиями, разговорами и смехом.

Друзья, все шестеро, навещали Энни в больнице, посылали ей цветы и приносили подарки, предлагали по очереди присмотреть за детьми. Вернувшись из больницы, Энни, конечно, с каждым из них уже виделась, но этим вечером вое было немного иначе, потому что они собрались специально в ее честь. Она чувствовала с какой теплотой все к ней относятся. На столе стояло шампанское, и Энни выпила целых два бокала, стараясь не выходить из роли растроганной всеобщей любовью виновницы торжества. И тем не менее она ощущала какую-то отстраненность от всех, сидящих за праздничным столом.

Энни посмотрела на Тома, выбиравшего из блюда орехи со сливами и, ничего ему не сказав, пошла в кухню посмотреть, готова ли рыба, а потом, возвращаясь назад, она внезапно поразилась тому, насколько у них у всех наигранно оживленные лица.

– Том, пора спать… – шепнула она сыну, стараясь скрыть, что пошатнулась.

Том пошел с обычным своим недовольным видом, напутствуемый веселыми пожеланиями остальных участников застолья.

– Не унывай, парень! Спокойной ночи!

Энни вместе с ним вышла в холл, обняла сына у подножья лестницы. Свет здесь был тусклым, неназойливым, и она с тайным сожалением посмотрела в темный дверной проем, ведущий в супружескую спальню.

Когда Энни вернулась к своему месту на диване, партнер Мартина как раз вспоминал, как они вчетвером: он, его жена Гейл и Мартин с Энни, отдыхали в Провансе.

– Представляете, и это было целых десять лет назад!

– Девять, – поправил его Мартин.

В то лето все две недели шли бесконечные дожди, такие сильные, что когда кому-либо надо было идти в туалет во дворе, кемпинга, то приходилось одевать ботинки и укрываться зонтом. Из-за погоды они целыми днями сидели безвылазно в помещении и играли в бридж, совершенно бесконечную игру, к тому же недоставлявшую им никакого удовольствия, потому что Ян и Гейл играли превосходно, а Мартин с женой были откровенно слабыми игроками. Энни фанатично любила солнечные ванны и постоянно злилась из-за того, что лишилась своей ежегодной порции загара. И вот сейчас друзья ее добродушно поддразнивали, как часто делали это и раньше, а она изо всех сил; старалась улыбаться в ответ.

– У меня сохранились фотографии той поездки, – сказал Мартин. Я их тут как-то просматривал, когда Энни была еще в больнице.

Он порылся в ящике и достал целый конверт. Фотографии начали передавать из рук в руки, сопровождая каждую воспоминаниями и взрывами смеха. Когда они, наконец, дошли до Энни, она взглянула на свое изображение и на других на фото так, как будто видела группу давних, полузабытых знакомых.

Потом Энни отдала фотографии Мартину, а сама пошла опять на кухню, там она зажгла свечи, посмотрела на их отражение в черном стекле окна, выходящего в сад. Маленькие овальные язычки огня покачнулись, задрожали, а потом загорелись ярким и чистым пламенем.

– Все готово, – прошу к столу, – позвала она гостей. Они вошли все вместе и стали рассаживаться за столом, подшучивая и споря друг с другом. Энни украсила рыбное заливное крохотными, похожими на перышки побегами кервеля, и стала передавать тарелки с заливным по кругу навстречу восторженным возгласам:

– Энни, ты восхитительна!

– Вы только посмотрите на это! В особенности ты, Гейл, дорогая моя!

Мартин обошел вокруг стола подливая всем еще шампанское, а Энни села напротив него во главе всей компании. Баранина еще находилась в духовке, розовея изнутри в ожидании, пока подрумянится тесто.

Все, что происходило за столом, весь ход вечеринки был под бдительным контролем хозяйки, но сквозь шумевшее в голове шампанское Энни сосредоточенно пыталась уловить причину какой-то смутной тревоги, навивавшейся в душе. Что-то совсем неуловимое… Возможно, не нужна была сегодня вся эта демонстрация ее кулинарного искусства, а, может, тревожно от того, что она всем и себе в том числе пыталась доказать, что ничего особенного не произошло и все по-старому, в то время как случилось слишком много всего, и прошлое уже не вернуть, как не старайся. Пожалуй, случись ей подавать сегодня сухие бисквиты – это, по крайней мере, было бы честнее.

– Неужели я им всем лгу? – внезапно с отчаянием подумала Энни. Справа от нее Дэвид – его сын был другом Томаса – взял бутылку и наполнил ее бокал, потом поднял свой и провозгласил: