Дверь в никуда

– Посмотрим? – Стив кивнул в сторону телевизора. – Сегодня идет «Двойная гарантия».

– Никогда не видела. Мартин, тот бы все знал об этом фильме. И кто оператор, и кто режиссер. Он отчаянный киноман, не то, что я.

– Ну вот и посмотришь. Передвинуть кресло? – Ее в который раз поразило, насколько хорошо они со Стивом понимают друг друга. Они не ходили вместе в театр, он не приглашал ее в ресторан, да они даже ни разу не видели друг друга в нормальной одежде.

Впрочем, все это и неважно – теперь Энни это понимала. Возможно «в своей жизни» с Мартином она слишком большое значение придавала таким мелочам. А на самом деле имело значение только то, что они были со Стивом там, в развалинах, и вместе прожили тот кошмарный день.

Теперь Энни знала ответ, даже не сомневаясь в нем. Этого достаточно. Они вдвоем встали, помогая друг другу, передвинули кресла поближе к экрану и сели позади Фрэнка и других соседей по палате.

Она смотрела на экран телевизора, но совсем не видела, что там происходит.

Неужели этого достаточно, чтобы полюбить.

Энни хотела повернуться к Стиву, чтобы сказать ему: «Подожди, не торопи меня…» Но что-то остановило ее. А он подождал, пока она устроится поудобнее, а затем неуклюже опустился в свое кресло рядом с ней. Он был совсем близко, можно было даже дотронуться до него локтем, но она сидела неподвижно, словно застыв от холода, который внезапно окутал ее. Спустя несколько минут Стив повернулся к ней. Казалось, что его огорчение от их размолвки исчезло, он снова улыбался.

– А вот еще можно вместе смотреть телевизор, что в этом худого, правда?

– Не знаю… – прошептала Энни, и подумала: – Он ясно увидел разницу между тем, что я сказала и тем, что думаю и чувствую.

Усилием воли она заставила себя сидеть спокойно, и они принялись следить за происходящим на телеэкране, делая вид, что страшно увлечены сюжетом. А потом, когда фильм кончился, они встали и разошлись по своим палатам.

Этот день стал прообразом их отношений в стенах больницы.

Энни быстро выздоравливала. Доктора и сиделки стали называть ее чудо-женщиной и притворщицей, беззлобно подшучивая над скоростью, с которой она поправлялась. Теперь Энни и сама замечала с каждым днем перемены к лучшему в своем состоянии.

Однажды она поднялась наверх в реанимацию, чтобы навестить Брендона. Когда тот увидел ее, то сначала обошел вокруг, поджав губы и изумленно покачивая головой, а потом даже изумленно присвистнул:

– Вот это да! Совсем неплохо! Ты знаешь, раньше я бы не заключал пари по поводу твоего исцеления. Побоялся проиграть через день-другой.

Энни засмеялась:

– Можешь смело спорить сейчас. Я себя отлично чувствую.

– Ну да? А как твой очаровательный друг?

– Стив в порядке. Он слишком нетерпелив, правда?

Брендон вздохнул.

– Вот счастливчик! Некоторым, милочка, ужасно везет. Возьмем меня для примера. Случись мне в тот день оказаться в том супермаркете, меня бы непременно завалило по соседству с какой-нибудь противной старушонкой.

– Но ведь мы же не специально там оказались, – запротестовала улыбаясь Энни.

– Так я же говорю, везет!

Энни старательно выполняла все предписания врача и спала, сколько могла, иногда целыми днями, радуясь, когда удавалось заснуть беспробудно, или содрогаясь от ужаса, когда и вновь посещали кошмары.

Не встречаясь со Стивом, она ощущала всем сердцем, как нужен ей этот человек, как он близок ей. Но встретив его, Энни старалась вести себя с ним холодно и любезно-равнодушно. Эта раздвоенность тяжело ей давалась, тем более, что оба понимали наигранность такого поведения. Случайно встретившись в холле, они беседовали о книгах, о том, как идет выздоровление, о содержании дневных газет, но эта искусственная дистанция, которую с таким трудом старалась удерживать Энни, ничего не изменяла в ее подлинном отношении к этому человеку. Иногда Энни казалось, что такие случайные разговоры являются только началом другого, молчаливого диалога.

Однажды утром Энни сидела в своем кресле рядом с кроватью и читала. По совету медсестры Мартин привез жене кое-какую одежду и сейчас на ней были ее домашние юбка и свитер. Своя одежда казалась немного странной, широкой и неудобной, в особенности в сочетании со шлепанцами на ногах.

Было еще очень рано, и поэтому Энни удивилась, когда подняв от чтения глаза, увидела, как в палату медленно входит ее мать. Острые углы суставов резко выделялись под сухой старческой кожей на руках, когда старушка опиралась на палочку. Энни встала, подошла к матери и обняла ее за плечи.

– Что такое, мама? Что-нибудь случилось? – встревожено спросила она.

– Ничего особенного, просто твой отец куда-то с утра пораньше поехал по делам и по пути высадил меня здесь. А ваша заведующая была настолько любезна, что позволила мне войти к тебе. Вот я и пришла.