Дверь в никуда

— Сепе, неужели до сих пор есть ненормальные люди? Я считал, что сейчас любую болезнь можно вылечить.

— Он не хочет лечиться.

— А что, он имеет такое право? У меня создалось впечатление, что в этом мире все делается для блага общества, а с желаниями отдельного человека при этом не очень считаются.

— Видишь ли, Тепе не сумасшедший. Он правильно понимает окружающий мир, не доставляет неприятностей окружающим людям. Он вполне способен отвечать за себя. Так что принудить его лечиться никто не может. Просто у него необычная манера общения. Мы понимаем, что это исходит от каких-то психологических комплексов, но это не причина для насилия над ним.

Можно спросить, Никита, а почему ты отказался от трувера? Мне это потому интересно, что Тепе тоже категорически отказывается. Он говорит, что это может уничтожить его особые способности. У тебя тоже есть такое чувство?

— Нет. Во всяком случае, когда Аня спрашивала меня, я с радостью избавился бы от всего этого. Но я не хочу позволять копаться в моих мыслях. И так все здесь приходится делать ради общества, так хоть мысли свои оставить для себя лично! А ты позволил бы?

— А почему нет? Анна кажется вполне квалифицированной и деликатной. Я не верю, что она полезла бы в личные переживания сверх необходимости. Я вообще тебя не понимаю: неужели в твоем веке люди были настолько враждебны, что не могли доверять никому?

Никита не ответил. Он не мог сформулировать причину своего отказа достаточно логично даже для себя. Никаких особых секретов у него не было. По крайней мере, Аня могла в период лечения узнать все. Вряд-ли она стала бы копаться сейчас в его отношении к окружающему. Да Никита не думал его скрывать, понимая, что наказание за образ мыслей ему не грозит. Пожалуй, все это исходило из какого-то неосознанного протеста против нового образа жизни, из желания сохранить свою индивидуальность, право не считаться ни с кем кроме себя, которое Никита считал главным признаком свободы.

В разговор вступил Ербол:

— Ладно, в конце концов это твое право. Тепе мы тоже не смогли уговорить, хотя жаль, конечно. Иметь такие данные… Но ты запомни, что сказал тебе Сепе: постарайся отнестись к его брату с симпатией. Он хороший человек, и очень хотел пообщаться с тобой.

Никита, а до твоей… — Ербол замялся — ну, смерти, было что-то необычное?

— Ты хочешь узнать, это врожденное, или появилось после воскрешения? Я сам об этом думал. Ничего такого не было, по крайней мере я не помню. Никогда не замечал в себе ничего необычного. Искандер Ахатов из Лаборатории Виробики сказал, что генный код, по которому меня оживляли, может немного отличаться от моего.

— Это просто здорово! Нужно будет связаться с ним. Если удастся установить, что отвечает за эти способности, да еще можно будет вызывать их искусственно…

— Ербол, это тебе интересно. А мне от этих способностей одни неприятности — хоть не спи совсем. Избавиться бы от них поскорее, а то как бы не провалиться в эти твои параллельные миры.

— Зачем избавиться? Это же фантастически интересно, такой объект для изучения. Через тебя может придти новая история человечества. Мне бы такое, а ты готов отказаться. Да не волнуйся, научишься ты управлять своими способностями. Мне твоего рассказа было достаточно, чтобы понять, что когда с тобой это случается, ты находишься вполне в сознании и способен управлять. Просто ты думал, что это бред, сон, и не пытался управлять сознательно.

Впереди показался знакомый островерхий силуэт Университета. Гравикар стремительно приблизился к нему, резко затормозил и опустился во двор общежития. Здесь, кажется, ничего не изменилось за прошедшие века. Здание выглядело таким же новым, так же зеленели деревья. Правда, нет, изменения были: за оградой Никита заметил несколько огромных дубов, которых не было здесь в двадцатом веке. И дорожки были покрыты не асфальтом, а плитами светлого камня. И машины больше не стояли во дворе и вокруг. И лавочки выглядели иначе. Зато сидящие на них парочки ничем не отличались от студентов и студенток прошлого. Массивная входная дверь открылась сама, и пропусков больше никто не спрашивал. Зато лифт остался прежним, как и дубовые панели стен. Ербол нажал кнопку девятнадцатого этажа и сказал, как бы извиняясь:

— Пришлось устроить лабораторию в музейном здании из-за нашего главного мага. Брат Сепе сказал, что когда он находится в середине современного дома-города, ощущение сложности окружающих структур мешает ему настроиться на взаимодействие с дальними объектами. А ты ощущал эту сложность? Мы с Сепе не ощущаем.

— И я не ощущал, — ответил Никита — я же сразу переходил туда из сна, и в этот момент не помнил о реальном мире. И я был не внутри здания, а на поверхности, в жилой квартире.