Дверь в лето

— Да, дорогая, помню, я обещал, но… Ты совершенно права, дорогая, но из Вашингтона попросили встретить министра Блейкинсопа и показать ему все, что он захочет. Я не знал, что он приедет именно сегодня… Нет, я не могу поручить это заместителю. Это будет просто невежливо. Он министр транспорта Австралии. Я же тебе говорил, что… Да, дорогая, я знаю, что вежливость начинается с семьи, но дороги должны катиться. Такая уж у меня работа, ты это знала, когда выходила за меня замуж. А это часть моей работы… Ну вот, и умница. Мы обязательно позавтракаем вместе. Устроим пикник, только ты закажи лошадей и завтрак. Встретимся как обычно, в Бейкерсфилде… До свидания, дорогая. Поцелуй за меня малыша.

Он положил трубку, и прелестное негодующее лицо на экране померкло. В кабинет вошла девушка. На наружной стороне двери мелькнули литеры: “ДИЕГО — РИНО РОДТАУН. КАБИНЕТ ГЛАВНОГО ИНЖЕНЕРА”.

Гейнс беспокойно поднял глаза.

— А, это вы. Никогда не выходите замуж за инженера, Долорес, выходите за художника. Он будет чаще бывать дома.

— Да, мистер Гейнс. Здесь мистер Блейкинсоп, мистер Гейнс.

— Уже? Я не ждал его так скоро. Разве корабль прибывает так рано?

— Да, мистер Гейнс.

— Гммм… Звучит невероятно, однако вы никогда не ошибаетесь. Послушайте, Долорес, у вас есть какие-нибудь эмоции?

— Да, мистер Гейнс.

— Ну что ж, пригласите сюда мистера Блейкинсопа.

— Хорошо, мистер Гейнс.

Ларри Гейнс встал навстречу гостю. “Ничего особенного, какой-то коротышка, — подумал он, пока шел обмен рукопожатиями и формальными приветствиями, — котелок и зонтик явно непривычны ему, а из-под оксфордского акцента так и прет гнусавый австралийский говор”.

— Рад видеть вас здесь, мистер Блейкинсоп. Надеюсь, вы останетесь довольны.

— Я в этом уверен, — улыбнулся коротышка. — Я впервые в вашей стране, но чувствую себя, как дома: и эвкалипты, и горы…

— Ваша поездка чисто деловая?

— Да-да. Основная моя цель — изучить ваши родтауны и доложить моему правительству о целесообразности внедрения ваших методов решения социальных проблем. Подземных. Вы, я думаю, понимаете, почему меня послали именно к вам.

— Да, в основном. Правда, я не знаю, что бы вы хотели увидеть. Вы, конечно, слышали и о родтаунах, и об их обслуживании, и об управлении ими?

— Да, читал кое-что. Правда, я не инженер, мистер Гейнс. Моя стихия — социальная политика. Я хотел бы увидеть, как техническая революция повлияла на людей, так что рассказывайте мне о Дорогах так, словно говорите с круглым невеждой.

— Пусть будет так. Кстати, сколько человек в вашей делегации?

— Один, секретаря я отослал в Вашингтон.

— Понятно, — Гейнс посмотрел на часы. — Близится время обеда. Идемте на Стоктонскую полосу. Там мой любимый китайский Ресторанчик. Это займет не более часа, зато по пути вы увидите Дороги в действии.

— Отлично.

Гейнс нажал кнопку на своем столе, засветился экран, на нем появился угловатый молодой человек, сидящий у полукруглого усеянного приборами пульта. В уголке рта торчала сигарета. Он поднял глаза, вгляделся и помахал рукой.

— Приветствую, шеф. Чем могу служить?

— Привет, Дейв. Так это вы дежурите нынче вечером? Я отправляюсь обедать в сектор Стоктона. Где Ван Клик?

— Отправился на какое-то собрание, но не сказал, куда.

— Есть что-нибудь важное?

— Ничего, шеф. Дороги катятся, люди едут обедать.

— О’кэй, пусть катятся.

— Будут катиться, шеф.

Гейнс отключился и повернулся к Блейкинсопу.

— Ван Клик — мой первый заместитель. Он все время на дорогах, и в управлении его застать трудно. Идемте, Девидсон отлично справится сам.

Они спустились на эскалатор и вышли к дороге, к полосе, что бежала на север со скоростью пяти миль в час, дошли до указателя “ПЕРЕХОД НА ЮЖНУЮ ДОРОГУ” и шагнули на полосу.

— Приходилось вам кататься на конвейерной ленте? — поинтересовался Гейнс. — Это то же самое, только помните, что вставать на нее нужно лицом к направлению движения.

Они переходили с полосы на полосу, проталкиваясь в толпе спешащих домой людей. Полоса, делающая двадцать миль в час, была разгорожена зеркальными кабинками с крышами. Увидев их, уважаемый мистер Блейкинсоп изволил удивленно поднять брови. Гейнс ответил на невысказанный вопрос, но сначала откатил дверь и пригласил гостя внутрь.

— Это ветроломы — единственный способ защититься от встречного воздушного потока. На полосе со скоростью в сто миль он мог бы разорвать на нас всю одежду в клочья.

Он говорил, низко наклонившись к Блейкинсопу, пытаясь перекричать свист обтекающего кабинку воздуха, гул толпы и рокот движущих дорогу механизмов. По мере приближения к середине дороги, разговаривать становилось все труднее. Они прошли сорокамильную полосу, потом шестидесятимильную и восьмидесятимильную и, наконец, добрались до самой быстрой, стомильной, которая могла донести их от Сан-Диего до Рино и обратно всего за двенадцать часов. Как только Блейкинсоп очутился на широком разделительном тротуаре, немедленно вспыхнула реклама: