Двенадцать звезд

Долгузагар почти лишился сил: он дышал редко и неровно и Азраиль слышал, как из его груди вырываются стоны. Стиснув зубы, маг извлек из своего мешка шкатулку с инструментами и снадобьями и чистую льняную салфетку. Одну. С ненавистью посмотрел на темный силуэт и достал полотенце.

Нашарив в шкатулке запасную рукоятку для ланцета, Азраиль сунул ее раненому.

— Болеутоляющего у меня тоже нет, вот, зажми в зубах.

— Не… надо… я… не буду… кричать…

— Хочешь захлебнуться кровью? Пожалуйста! Но тогда лучше сразу откуси себе язык и избавь меня от хлопот!

Когда Долгузагар с хрустом закусил деревяшку, маг, вздохнув, протянул вперед руку, и над его ладонью вспыхнул шарик, испускавший бледно-фиолетовое свечение.

В этом мертвенном свете лицо коменданта казалось смуглым, как у харадрим, только белели оскаленные зубы и белки полузакатившихся глаз. Когда Азраиль убрал руку, шарик остался висеть в воздухе, отбрасывая резкие тени. Впрочем, его света хватало шагов на пять, не больше.

— А теперь терпи! — и Азраиль склонился над плечом Долгузагара.

Очень скоро маг и думать забыл о тех, кто мог выскочить из темноты за его спиной: подобную операцию никогда не делали без обезболивания. Или хотя бы без двух крепких помощников, которые держали раненого: никакой выдержки не хватит на то, чтобы сохранять неподвижность и не напрягать мышцы, пока накладывают швы.

Комендант хрипел и извивался, пальцы Азраиля скользили по искромсанной плоти, игла шла вкось.

— Не дергайся! — шипел маг.

И потому, когда деревяшка хрустнула и Долгузагар обмяк, потеряв сознание, Азраиль с облегчением перевел дух и закончил работу аккуратным швом.

Наложив повязку, маг погасил огонек, а потом, усевшись на землю, долго оттирал окровавленные руки песком, осознав ценность воды и чистых полотенец.

Мысленно Азраиль проклинал себя за задержку: если бы он взялся за дело сразу, раненый потерял бы меньше крови. Впрочем, днем они все равно не смогут идти, а к ночи Долгузагар, быть может, отлежится. Или хотя бы к вечеру следующего дня. А сегодня беглецы ушли достаточно далеко, чтобы магического огонька не увидели из лагеря осаждающих. Из самой Башни, может, его и было видно, но тамошним обитателям не до блуждающих в ночи светляков.

Комендант не приходил в себя, но дышал ровно, и постепенно Азраиль впал в сонное оцепенение.

В себя маг пришел, когда увидел, что его кисти проступают на фоне более темного песка. Он поднял голову: небо по левую руку уже начинало светлеть. Там восток, сообразил Азраиль. И обернулся.

Силуэт Темной Башни уже чернел на фоне дымно-серого неба, но завеса мглы и теней, испокон веков окутывавшая твердыню тьмы, истончилась и поредела, сделавшись похожей на грязный полуистлевший саван. Тем не менее, Барад-дур казался таким огромным и от этого — близким, что Азраиль обеспокоился и начал осматриваться по сторонам.

Из темноты по правую руку возник склон невысокого холма или вала, а ложбина, где прятались беглецы, оказалась совсем мелкой. Налево и прямо тянулась почти лишенная трещин унылая пустыня, из которой лишь кое-где торчали камни и скопления скал.

Чем светлее становилось вокруг, тем менее надежным казалось магу их укрытие. Взглянув в небо, Азраиль увидел несколько синих просветов и вдруг вспомнил о том, о чем, оказывается, успел позабыть: сила Повелителя больше не одевала Черную Землю защитным покровом дыма и туч. Потому что Повелителя больше не было.

Маг вдруг скорчился, сжавшись в дрожащий комок, обхватив голову руками: стены Темной Башни больше не окружали его, он был один на этой голой, открытой всем взглядам равнине, где не к чему прижаться спиной, беззащитный и беспомощный, как новорожденный; лишенный покровительства Силы, которой поклонялся всю жизнь, брошенный на произвол беспощадных врагов. На мгновение Азраиль пожалел, что сбежал из Башни: возможно, умирать в компании не так страшно, как сидеть здесь одному. Но эту мысль его сознание отшвырнуло прочь, как дохлую крысу.

Маг поднял голову и сел прямо. Глупости, просто ночь выдалась тяжелая и бессонная, вдобавок он отвык от открытого пространства и неба над головой. Нет, это не Зов: раз Повелитель не забрал Азраиля сразу, как прочих магов, значит, он больше не властен над жизнью и смертью беглеца. Эта сила Азраилю не угрожает, угрожает другая: он взглянул на запад. Оттуда дул ветер, рвавший в клочья дымную кровлю Мордора: синие просветы превратились в голубые, их стало больше. Если в такой просвет заглянет солнце, подумал маг, их с Долгузагаром будет видно за мили. И, решившись, Азраиль встал на четвереньки и отправился вверх по склону на разведку.

Когда он осторожно поднял голову над плоской вершиной холма, то обнаружил, что отсюда Барад-дур и Ородруин видно почти целиком. Еще лучше маг видел дорогу, проложенную от западного моста Башни к Горе: темная нить, протянувшаяся по дну равнины Горгорот.

Взгорок, где залег Азраиль, был ближе к дороге, чем к Барад-дуру, и сейчас к тому отрезку дороги, который лежал ближе всего к холму, слева, со стороны Горы, подъехал конный отряд.