Двенадцать апостолов

Прошло четырнадцать лет, в продолжение которых одинокая Сусанна исправно получала письма из Италии от сестры. Они передавали ей и горести, и радости Магдалины и ее мужа. Но вот на пятнадцатом году она однажды получила из Неаполя толстый конверт, надписанный чужой, незнакомой рукой. Когда она вскрыла конверт, из него выпало маленькое письмо, написанное рукой сестры. Она, чувствуя приближение смерти, умоляла Сусанну позаботиться об ее единственной дочери. В том же конверте «Стрекоза» нашла письмо от городского совета Неаполя, которое извещало ее, что скульптор Джузеппо Береальдо и его супруга оба скончались от горячки, оставив восьмилетнюю дочь круглой сиротой. Дальше сообщалось, что один из друзей покойного доставит сироту до Вены, где родные, если не желают, чтобы ребенок был отдан в приют, должны взять его. Тут же упоминалось, что родители умерли, не оставив никаких средств ребенку.

Получив это известие, бедная «Стрекоза» залилась горькими слезами; но скоро она оправилась от первого удара и проявила даже несвойственные ей энергию и распорядительность. Она достала из своей так называемой сокровищницы бережно завернутые в вату серьги покойной матери и свои собственные, полученные ею в день конфирмации, прибавила к ним массивные серебряные часы отца, дюжину серебряных пуговиц с его жилета и отнесла все это к золотых дел мастеру. Затем дрожащей рукой, со слезами на глазах, она достала из заветного шкафа – не книгу – нет, а сверток белой бумаги, на которой крупными буквами, малограмотной, неуверенной рукой было написано: «Я желаю быть похороненной на эти деньги; прошу также, чтобы на моей могиле поставили памятник с надписью: «Девица Сусанна Гартман». Там хранились тридцать серебряных, блестящих монет. Вместе с вырученными от продажи золотых вещей деньгами они составили семьдесят пять талеров.

И вот в одно прекрасное утро жители монастыря с удивлением увидели вместо ситцевых занавесок на окнах листы синей бумаги; цветы, стоявшие на подоконниках, тоже исчезли. «Стрекоза» уехала в Вену за дочерью своей умершей сестры. Она отсутствовала целых три недели, потом снова появилась на монастырском дворе, вернувшись так же неслышно и незаметно, как и исчезла три недели тому назад. Все жильцы, начиная от мала до велика, высыпали из своих квартир, окружили вошедшую, осыпая ее расспросами. Сусанна была очень неразговорчива по природе, и вместо ответа указала на маленькую девочку, которая боязливо жалась за нею, стараясь спрятаться в ее юбку.

Это было необыкновенно странное маленькое существо, настоящий цыганенок. Казалось совершенно невероятным, чтобы белоснежная красавица Магдалина могла произвести на свет такое черное, смуглое существо. Соседи, глядя на девочку, вполголоса говорили между собой, что «Стрекозу» наверно обманули, что это – не дочь ее сестры, а какой-нибудь подкидыш, которого надо опасаться. Сама «Стрекоза» тоже со смущением поглядывала на смуглое лицо ребенка с довольно крупным носом, с массой непокорных черных волос, падавших на низкий лоб. Она, конечно, не разделяла опасений соседей, так как ребенок походил на своего отца: те же глубокие, выразительно горящие глаза под дугами широких, резко очерченных черных бровей, придававших лицу девочки какое-то не детское выражение.

Через несколько дней, употребленных на то, чтобы привести племянницу в приличный и опрятный вид, Сусанна повела ее в школу. Первое знакомство было не совсем удачно. При обращении к ней учителя девочка судорожно схватилась за руку тетки и спрятала голову под ее накидку. Никакие увещания и просьбы тетки и учителя не трогали ее, она только еще глубже скрывалась в складках платья старушки, пока, наконец, учитель, потеряв терпение, насильно не вытащил ее из-под накидки. Весь класс разразился громким хохотом: старательно припомаженные теткой непослушные волосы ребенка уморительно торчали теперь во все стороны. Девочка принялась отчаянно кричать, так что учитель, весь красный от злости, зажал уши, а бедная «Стрекоза» задрожала всем телом от страха.