"Две жизни" (ч.II, т.1-2)

— Вы его не любите. Неужели у вас нет друзей, кто бы мог помочь вам?

— Поздно! Теперь только я поняла, кто был истинным другом мне и о чём меня предупреждали.

Едва Дженни успела привести себя в порядок, как в дверь снова постучали. Когда Дженни вышла в приёмную, она была так слаба и бледна, что портниха предложила ей стакан вина. — Это было бы как нельзя кстати, — сказал Армандо. Он сам взял из рук портнихи вино, прибавил в него немного воды и, как ей показалось, каких-то капель и подал Дженни.

Как только девушка выпила вино, с ней произошло что-то странное. На щеках её заиграл румянец, губы стали пунцовыми, глаза засверкали, точно агаты с бриллиантами в её ожерелье.

— Вы так прекрасны, мисс Дженни, что уверен, все головы будут поворачиваться в вашу сторону за завтраком. Но поедемте скорее, мы сильно опаздываем.

Молчавшая до сих пор Дженни вдруг обрела дар речи и кокетливый смех, чем несказанно удивила портниху. В её настроении произошла разительная перемена. Она любовалась собой, проходя мимо зеркал, её занимало впечатление, которое она производила на соседей по столу, а те, кто окружал её за столом, казались ей очень милыми и любезными людьми.

Синьор Бонда, произведший на неё такое отталкивающее впечатление, теперь стал очень внимательным и добрым. Он рассказывал ей о своих несметных богатствах, которые перейдут к её мужу и к ней, так как собственных детей у него нет. Только его острые глаза как бы продолжали говорить: "Будь послушна, будь послушна". Но сейчас Дженни было весело. Богатство, туалеты, драгоценности и «свет», о котором она так мечтала, — наконец-то всё это открывается перед ней. И назойливо говорившие о послушании глаза, так упорно смотревшие на неё, теперь казались ей маленькой подробностью, на которую не стоит обращать внимания. Окончив завтрак, синьор Бонда пригласил Дженни с женихом и обоих Дордье в свои комнаты, где был сервирован кофе по-восточному. Усадив Дженни на диван и подав ей чашку кофе, синьор Бонда завёл с нею разговор об Алисе.

Ловко выспросив всё о лорде Бенедикте, он предложил Дженни написать сестре записку, известив её об опасной болезни матери и о своей печали: ведь завтра её свадьба, а сестра даже не знает, кто её будущий муж. Пусть Алиса приезжает с подателем письма, а завтра после бракосочетания вернётся домой. Дженни, весело смеясь, подшучивала над заочным женихом Алисы — Анри Дордье, который никак не ждет, какого невзрачного утёнка ему приготовили в жёны. Анри вздыхал и отвечал ей в тон, что близкое родство с нею вознаградит его за многое. Когда письмо было готово, синьор Бонда спрятал его в свой карман и сказал, что он сам поедет к Алисе и привезёт её.

Расставшись с весёлой компанией, поглотившей огромное количество вина и тяжёлой жирной, остро приправленной пищи, Дженни и её жених возвратились в дом пасторши. Теперь Дженни казалось естественным, что жених обнимает её за талию и, близко склоняясь, заглядывает ей в глаза. Мысль о завтрашней свадьбе теперь её нисколько не беспокоила, и даже недоумение пасторши, почему же так спешат со свадьбой, если она больна и не может сопровождать дочь, показалось ей сейчас не стоящим внимания.

— Мы зарегистрируемся у нотариуса, мамаша. А уж если вам кажется необходимым церковный обряд, мы можем отложить его до вашего выздоровления. Но дядя находит, что церковный обряд дело устаревшее и никому ненужное.

Пасторша с сомнением покачала головой, но не решилась спорить с авторитетом синьора Бонды, присланным к ней самим да-Браццано. Воспоминания о юной любви вставали сейчас в её сердце, которое одного только Браццано, пожалуй, и помнило всю долгую жизнь. Время шло, с минуты на минуту ожидали Алису. Но её всё не было. Наконец, раздался стук молотка, но, увы, вместо Алисы появился раздосадованный и злой Бонда.

— Почему вы мне не сказали, что это какая-то крепость, а не дом?

— Крепость? Да это один из самых изысканно обставленных домов. Какие картины, какой фарфор…

— Я не об обстановке говорю. Я говорю о целых баррикадах вокруг дома, через которые не проберёшься. Я даже письма передать не смог, не то что увидеть Алису, — рычал Бонда, накидываясь на Дженни.

— Я же вам предлагала, что поеду сама и привезу сестру. Мы с мамой там бывали не раз и никаких баррикад не видели. Я ещё раз предлагаю вам поехать со мною за Алисой.

— Оставайтесь дома и ложитесь пораньше спать, чтобы завтра быть пленительной, — силясь улыбнуться, ответил Бонда. — И не такие баррикады брали, а тут какой-то дурак Бенедикт.

Вскоре гости простились и уехали, а мать с дочерью остались одни.

— Ну, вот и дождались мы, драгоценный мой ангелочек, любимая моя Дженничка, великого дня твоей свадьбы.

Как только гости ушли, Дженни опять принялась теребить своё ожерелье.

— Дженни, дорогая, что это ты делаешь? — с ужасом закричала пасторша, мгновенно перейдя от размягченного тона к раздражительным интонациям, заметив, чем занимается её дочь перед зеркалом.