Две зари

– Мне нужно… жертву богам принести. Чтобы уберегли меня от смерти лютой, безвременной. Хорошо, одну лошадь сохранили мы. А не то, – Етон глянул на Малушу и улыбнулся, – пришлось бы деву богам отдавать.

Етон был не такой, как всегда, – бледность после краткого свидания со Святославом так и не сошла с лица. Оттого все черты его казались грубее обычного, а в глазах появилась отстраненность. Слов его о жертве Малуша не испугалась, но отметила, что он не очень-то и шутит. Пожалуй, если бы он точно знал, что может ее жизнью выкупить свою, – не задумался бы. Он не желал ей зла, просто хотел спастись.

Етону очень повезло, что весть о неизбежном поединке застала его именно в этом месте, во владениях старого Благуна. Лет двадцать тот сам был старшим жрецом верхних гориничей, обучил искусству жертвоприношений сына, но и сам, хоть забывал лица и имена собственных внучек, из этих таинств не утратил ни единой мелочи. Все нужное хранилось в большом ларе в обчине: железный молот, которым оглушают животное, путы, которыми его обездвиживают, нож, которым режут горло, ведра для крови, чаши, корыта для мяса. Малуша вымела площадку перед идолами, отроки привели последнюю лошадь. Ей спутали ноги, потом Етон ударил ее молотом в лоб, а старик толково подсказывал неопытным отрокам, как уложить ее наземь. Етон за год на престоле уже приносил подобные жертвы, но тогда при нем были Чудислав, Семирад, Стеги и другие мудрые мужи. Без Благуна он бы сейчас не справился. А дед показал, как вскрывать тушу, какие части выбирать и куда класть. Сам пропел призывы к богам – каждого иным голосом, подсказывал слова мольбы. Развел огонь, распределил части между тремя божествами – Перуном, Велесом, Мокошью. Малуша невольно думала: не случись тут лошади, это ее тело белое лежало бы сейчас перед идолами, это ее сердцем и печенью угощали бы сейчас грозных властителей. И мужи отправились бы дальше, а ее пути на этом закончились бы. Дед умело похоронил бы останки, и лежи жди, пока из косточек твоих деревце вырастет и песни заиграет…

Благун обжарил части, назначенные для людей – сотрапезников богов, раздал каждому его долю. Получила свою часть и Малуша. Но лишь немного пожевала жесткой конины – чтобы боги не обиделись. А потом незаметно ускользнула в избу, унося свою плошку с мясом.

Малуша закрыла за собой дверь и огляделась. Нужно было спешить, пока деда нет на месте. Подбежала к другой двери, осторожно налегла плечом. С этой стороны запоров не было, но что, если с той…

Дверь легко поддалась. И правда, кто и зачем станет что-то запирать здесь, в жилье богов и чуров? Разве сюда зайдут воры, разве здесь возможны кражи? Это же не клеть на Подоле, где всякая рвань причальная шатается. Малуша торопливо скользнула за порог и закрыла дверь за собой – сейчас если старик вернется в избу, то не поймет сразу, куда она делась.

А она оказалась в длинном, просторном бревенчатом строении. Осторожно вдохнула холодный затхлый воздух, пахнущий заброшенным, нетопленным помещением, где люди бывают редко. В обчине висела плотная тьма, полная ощущением чьего-то присутствия. Малуша почти видела сотни белых глаз, смотрящих на нее из темноты, будто звезды с далекого неба. В этом доме жили чуры чужого рода. И она, чужачка, пришла сюда без позволения, чтобы унести часть их родовой удачи. Потому что ей очень нужно.

Одной рукой придерживая миску, Малуша ощупью сделала несколько шагов. Наткнулась на стол. Поставила на него миску и, проверяя путь двумя руками, уже смелее двинулась вдоль стола.

Глаза привыкли к темноте, и скоро она различила впереди конец стола и очаг с тремя высокими чурами. Пробралась к стене, нащупала оконце и сдвинула заслонку. Сразу стало светлее, в обчину ворвалась струя воздуха со двора – прохладная, душистая, плотная, как вода. Будто рука, протянутая из мира живых в мир мертвых. Подбодрившись, Малуша огляделась. Теперь ей был ясно виден обложенный камнями очаг, чисто выметенный и пустой, три деревянных чура по краям, большой ларь позади. Но ларь ей не нужен. Обещана говорила, это хранится в земле перед очагом…

Малуша подошла к очагу и наклонилась. Вот она – черная овчина. Руки ее слегка дрожали от волнения. Надо спешить. Если дед сейчас вернется в избу и обнаружит, что Малуши там нет, он может сообразить, что она без позволения проникла, куда нельзя. Ожидая услышать скрип двери, Малуша тем не менее отодвинула овчину в сторону – и увидела доску, служившую крышкой зарытого в землю хранилища.

Постояла, надеясь унять стук сердца. Вспомнив, метнулась назад, принесла миску, выложила еще теплые кусочки обжаренной конины к подножию чуров.