Две зари

Поначалу Володислава сочли погибшим в битве под стенами Искоростеня, и его жена, Предслава, следующей весной вышла замуж, считая себя вдовой. И первые девять лет о нем не было ни слуху ни духу. Прошлым летом Володислав объявился и теперь жил поблизости от Вручего. Через несколько лет после войны с Волыни вернулся боярин Коловей, Любоведов сын, и с ним около сотни древлян, кто сначала ушел от наступающих русов на запад. Поначалу их было больше, но кто-то обосновался у волынян, кто-то – в Плеснеске, как Берест, а иные предпочли воротиться в родные края, к дедовым могилам. Но те, кто остался с Коловеем, теперь населяли пять-шесть весей на Вруцком кряже. В одной из них, где обитал сам Коловей, жил и Володислав. С Олегом Предславичем они после долгого разрыва сошлись вновь и часто виделись. Один из них был родовым деревским князем, другой – русом, посадником от завоевателей, киевских князей, но кроме этого они были связаны родством, и дети Володислава приходились внуками Олегу Предславичу. Хоть и без особой любви, они держались друг за друга: их объединяло стремление вызволить из рабства Добрыню и Малушу. У Володислава не было других детей, и только в этих двоих он видел надежду на будущее возрождение и рода князей деревских, и воли их земли. У Олега были и другие внуки, но младшие дети Предславы росли за тридевять земель, и он почти не имел надежды когда-нибудь их увидеть, а единственное чадо Горяны, маленький Олег Святославич, рос в Киеве, его готовили в наследники киевского князя – общего соперника Олега и Володислава. Никакой другой семьи или родни ни у того, ни у другого не оставалось, и все их мысли о роде своем сосредоточились на тех двух киевских детях, маленьких пленниках. Тех, что за десять лет плена успели неприметно вырасти…

Веселье отроков прервал отрок дозорного десятка – пришел со двора доложить, что по Норини со стороны Ужа к причалу идут две лодьи, довольно большие и не здешние.

– И сидит в них оружников десятка два.

– Грабить нас идут, – хмыкнул Володислав.

– Чего меня сейчас грабить – по дань не выходил еще, – ответил Олег Предславич и встал из-за стола.

Грабежа он особенно не опасался, но взял толстый шерстяной плащ и направился во двор. Отроки разобрали свои копья и, накидывая на головы вотолы, поспешили наружу, чтобы увидеть, как две лодьи, орошаемые мелким дождем, подходят к причалу под крутым обрывом. В передней сидел Лось – мужик из Беляничей, веси в переходе выше по Норини. Видно, гости взяли его кормчим, чтобы не пропасть на незнакомой реке.

– Жив будь, боярин! – кричал Лось снизу, заметив среди отроков рослую фигуру Олега. – Из Киева гости к тебе!

Олег Предславич и сам уже различил среди приехавших человека, выделявшегося властными повадками и дорогим мечом на плечевой перевязи под плащом. Лица в липких осенних сумерках он пока не мог разобрать, но оружники были явно из большой княжеской дружины. Скорее всего, вышгородцы.

Посадник не ошибся и убедился в этом, когда от причала к воротам поднялся по крутой лестнице рослый мужчина средних лет. Его толстый плащ отяжелел от воды, кожа ремней и черевьев почернела, даже на русой бороде, видной из-под низко надвинутого худа, висели дождевые капли.

– Будь жив, Олег Предславич! – Гость сдвинул мокрый худ на затылок, и Олег Предславич увидел лицо Одульва – старшего сына Ивора, вышгородского воеводы. – Я к тебе. Все у вас благополучно?

– Будь жив! – Олег Предславич обнял его, еще раз убедившись, что гость промок насквозь. – Живем потихоньку. Что вам, баню велеть?

– А то как же? Мокрые все, как черти водяные! Аж зубы стучат!

Только к ночи закончились хлопоты – когда всех отогрели, накормили и устроили на ночь. Одульв, сидя с Олегом за кувшином пива, совсем осоловел, однако не шел спать – ему было о чем рассказать. Олег Предславич ведь ничего не знал о событиях лета – о приезде греческих послов и переговорах, о прибытии в Киев епископа Адальберта. Последнее, что ему было известно – это возвращение посольства из германских земель: об этом до него за лето успели дойти слухи из Плеснеска и с Моравской дороги. Но Одульв, хоть и сам был во Франконовурте, о том почти забыл – в Киеве события разворачивались быстро, новые заслоняли старые. Олегу Предславичу очень хотелось разузнать об учреждении на Руси епархии – пусть и от римского престола, раз уж царьградский на это не идет. Но Одульв, едва успев рассказать про огненное испытание Адальберта, заснул прямо за столом. У него были и более важные новости, но говорить о них после целого дня пути по реке под дождем он уже был не в силах…

Утром гости и хозяева вместе ели кашу в дружинной избе. Закончив с едой, Одульв встал, оправил пояс, поклонился в благодарность и кивнул Олегу Предславичу. Тот тоже встал и повел гостя в собственную избу. Посадник и сам понимал – не ради того, чтобы его проведать, Одульв пустился в такую даль из Киева в самое неудобное для разъездов осеннее время. Вернее, был послан.

Выставив старуху ключницу, они остались в избе вдвоем.