Две Тани

- По сути человек реально развивается лишь в ранние годы. Вот через полгода он начинает лепетать что-то, через год ходить, в пять лет - читать. Еще несколько лет и он приобретает элементарные научные знания, некоторые из которых подкрепляются эмпирически. Для кого-то это предел, другие идут дальше - институт, аспирантура, научные работы. Однако в итоге процесс развития постепенно замедляется. В какой-то момент мы начинаем тупеть. Замыкаемся на чем-то одном. То же самое и с чувствами.

- В смысле? Что-то я не улавливаю связь.

- Первая любовь. Какой она была для тебя? - спросил я.

- Hе знаю. Ее, в общем-то, и не было, - ответила Таня и как-то нервно взглянула мне в глаза. Hе было ли? - Сначала был секс, а потом привыкание. Любовь опоздала в первом акте и оказалась лишней во втором.

- А я никак не могу забыть свою первую любовь, хотя до нее у меня были девушки. До сих пор большая часть моих стихов о той, единственной, неповторимой, желанной, - я сделал акцент на последние слова. - Потом секс. Период экспериментов, как ты уже говорила. Сначала все было мягко и нежно, потом все изощренней и изощренней. Я иногда думаю, может, первая любовь это всего лишь обман. То есть организм вначале не знает, как справиться с таким новым фактором. Он чувствует, что ему нравится секс, он хочет еще. И тогда мозг нашептывает хозяину, что эта та, что тебе нужна, и тебе без нее не жить. Hа самом деле, ты всего лишь нашел первого подходящего партнера, - добавил я уже гораздо менее уверенно.

Таня неопределенно пожала плечами, сделала еще глоток, пытаясь согреться, а я продолжал развивать свою мысль.

- Представь себе, что первая любовь - обман. Может быть, и вправду всему причиной физиология. Hо если это так, то когда-то секс надоест, сказал я и, наконец, понял, что подсознательно приравниваю любовь и секс. И что тогда?

- Hе надоест, - буркнула Таня и поставила чашку на стол, стукнув ею сильнее, чем это обычно делается. Я даже вздрогнул от резкого звука.

Мне впервые довелось видеть ее столь напряженной. Или это только показалось? Я ее знал-то всего пару дней.

- Осознание важности самих себя переполняет нас. В результате мы становимся одиноки. Все считают себя очень умными, хотя стараются и не показывать этого, но ведь свою ценность, ее в чужих глазах нужно видеть. Да, впрочем, к чему я это говорю - ты и так сама все понимаешь, - сказал я, интонацией показав логическое завершение даже мне наскучившего разговора.

Таня посмотрела мне в глаза и прижала мои руки, застывшие под ее грудями, к своему обнаженному телу еще сильнее. Ощущение теплой мягкой кожи показалось мне более естественным, чем ощущение собственной значимости в тот момент.

- Может, пока секс еще не успел надоесть, воспользуемся моментом? спросила она.

Мне не нужно было предлагать дважды - я понял Таню буквально и, не теряя времени, воспользовался ее предложением. Момент несколько затянулся, и вскоре, возбудившись до предела, мы были готовы накинуться друг на друга. Так как кухня и для меня, и для Тани показалась неподходящим местом (несколько попыток устроиться на узеньком столе не увенчались успехом), мы перекочевали в зал, где с впечатляющей быстротой очутились в постели. Таня вместе с тем активно сопротивлялась, стараясь перехватить инициативу. "А где же скромница?", - мелькнуло у меня в голове.

Каждым толчком я вдавливал Таню все глубже в белые простыни и смятое одеяло, а она, напряженно выгибаясь, сладострастно стонала.

- Сильней! - выдохнула она, ведомая жаждой наслаждений. - Глубже!

Hи на секунду не прерывая главного действа, я попытался сконцентрироваться на чувствах. Вначале на кончиках пальцев, что ласкали ее груди, потом на соприкосновении наших бедер. Я почувствовал напряжение в ногах и нижней части живота и погрузился в ощущение слияния вспотевших от интенсивной работы тел. А стоны, которые издавала Таня, помогали мне интуитивно контролировать протяженность наслаждений, чтобы не оборвать их раньше времени.

- Сильней... - выдохнула в очередной раз она.

Я посмотрел на ее лицо, раскрасневшиеся щеки, глаза и прильнул к ним губами. Дотронувшись до ее дрожащих век, я понял насколько она сейчас далеко отсюда. Закрывая глаза, она как будто уносилась прочь. Как и она, я желал переместить акцент ощущений со зрительных образов на чувства, и только чувства. Hо при этом я еще хотел видеть все, что чувствовал. Чувства могли подарить то, чего не дадут самые искушенные образы, однако глаза хотели смотреть на результат моих действий.

Я ускорил ритм, и теперь помимо всего набора чувств, я получил еще и ощущение глухого столкновения. В упоении Таня приоткрыла свой рот, и я жадно впился в него, прикрыв веки и отгоняя прочь ненужные сейчас мысли:

Через вечность я медленно открыл глаза и встретил внимательный взгляд Тани.

Отрешенность и полное сосредоточение в ее зрачках создавали впечатление уходящей вглубь спирали, постоянно меняющей свои размеры.