Читаем Две половинки луны. Там, где сбываются сны полностью

Своей называл звездою.

Целуй же теперь, не боясь огня,

Целуй, пока плачет небо.

Сегодня, и после – всегда твоя,

Где б ни был б ты, с кем бы не был.

<p>Ворожи</p>

Ворожи, ворожея, ворожи на воде.

Не корми его хлебом, корми поцелуем.

Пусть колени твои – смысл жить, и вообще,

Твоё имя – как имя господа всуе.

Раздразни его мягким касаньем руки,

Тёплой плотью, тревожащей грешные мысли.

Пусть касанья твои, словно ветер, легки,

Пусть он молится им, раньше, ныне и присно.

Твои взгляды рождают пожарищ огонь,

Пепелище воскреснет для жизни и страсти.

Можно слушать, смотреть, но запретом – не тронь.

Он, согласна, король, но, увы, другой масти.

Будь богиней, а он – раб твоей красоты,

Невозможным желаньем коснуться губами,

Твоё тело нагое на ложе склонить…

Ворожи, ворожея, над полночными снами.

Пусть твой вдох для него станет ритмом души,

На запястье – пульсирует точка безумства.

Ты одна, ворожея, смысл верить и жить,

Ты одна для него станешь светом и чувством.

Ворожи, ворожея, на крови ворожи.

Ворожба – это тоже искусство.

<p>Половинка вторая</p><p>Запаролен</p>

Больнее всего думать, что не было и не будет.

Мне нежность твоя боком опять через столько лет.

И я не люблю, вроде. Смеются в глаза люди,

Пока я стараюсь в урну выкинуть наш билет.

В прошлое, где мы рядом. В прошлое, где мы вместе.

Ты запаролен. Точка. Смысл тебя искать?

Чужие ладони. Имя. И я – не твоя невеста.

Словно играли в прятки, а ты вдруг устал считать…

И я потерялась в беге, запуталась в лабиринтах

Улиц, домов, города, в котором тебя нет.

Дыхание мне не выровнять, сердце с другими в ритме.

А я погибаю медленно, твой не найдя свет.

Больнее всего думать, что ты не любил даже.

Другую зовёшь так же, различий – считай что нуль.

И я угасаю, милый, и видит почти что каждый,

Как я улыбаюсь прошлому, прошитая сотней пуль.

И ты не придёшь однажды, чтобы мне дать прощение,

Коснуться щеки пальцами, мысленно отпустить.

У меня тебянехватание, греховтвоихотпущение.

Мне надоело, солнце, не помня тебя – любить.

<p>Сизифов камень</p>

Я сердцем давно отпустила,

А памятью – не могу.

Ты моя боль и сила,

Рука, что затянет петлю.

Ты моё наносное,

Что прорастает вглубь.

Я не совру, не скрою,

Ты – жизнь, что длиною в путь.

Путь, стёртый под каблуками

Изношенных башмаков.

Ты мой сизифов камень,

Чёртов гнилой остов.

Память больного сердца

Звуком со слога «лю».

Мной не сумев согреться,

Затягиваешь петлю.

И я в сотый раз сгораю,

Теряю рассудок, речь.

Я памятью отпускаю,

А сердцем – хочу сберечь.

P

lay

Мне продолжает тоска скручивать в рог бараний

Внутренности мои; теребить за волосы.

Бог с высоты небес плюёт на мои старания

И вновь в тишине ставит на play твой голос.

Люди марионетками вновь заполняют улицы,

Черти весело пляшут в моей душе.

Я продолжаю выть, стены бить и сутулиться,

Стоять на карнизе дома в пять этажей.

Ты весь такой уверенный, улыбчивый, настоящий,

Даришь букеты ей и целуешь медленно.

Бог за тебя горой. Что будет со мной, пропащей,

Больше не важно. Я остаюсь потерянной,

Брошенной, лишней, преданной, вовсе тебе не нужной.

Тоска продолжает меня теребить за волосы.

Я громко кричу от боли, Бог снова меня не слушает

И вновь в тишине ставит на play твой голос.

<p>Временные пояса</p>

Мы в разных временных поясах одной, бьющей под дых тоски.

Я тебя узнаю в голосах, движеньях взгляда, лица, руки.

Можешь молча курить в окно и целовать по ночам других.

Мы с тобою срослись в одно, не ищи меня больше в них.

Гори, влюбляйся, женись, дыши. Но бойся встретить в толпе меня.

Я даже больше, чем эта жизнь. Я просто истинно для тебя.

В твоей груди нарисую свет, ты пробиваешь в моей дыру.

Ты говорил мне, что боли нет – я до сих пор пустотой дышу.

Я до сих пор вывожу пером, да на ладони – стирать не смей

– Не пробуй вырубить топором, не говори обо мне с ней,

Той, что держит твою ладонь и проклинает мои мечты.

Пока я всё ещё твоя боль, моя тоска до сих пор ты.

Не колоти по стене рукой, не смей имя моё шептать.

Пусть сердце бьётся моей строкой, безумно хочется умирать

И воскресать на моей груди, не подпуская ко мне других.

Во мне так много твоей тоски, что бьёт меня и тебя под дых.

А мне так хочется отпустить и перестать изнурять стих.

Но моя боль изо дня растёт, твоя – стихает, почти прошла.

Я забываю тебя год, я забываю тебя два.

Ты счастлив, смел и готов уже вершины, звёзды к её ногам.

Я не могу перейти рубеж. Я не люблю,

<p>Навсегда твоя.</p><p>У неба – твои замашки</p>

Кого я себе сотворила этой любовью?

Не любишь – но пишешь, с другой ты – но снюсь тебе я.

Два выдоха – вдох. Дождём по заплаканным стёклам.

Я словно дорога, тропинка твоя и стезя.

Мы вместе – отныне до времени новых ковчегов.

Мы две воедино сросшиеся судьбы.

Мне – алый парус. Уже с другим человеком.

Тебе – на ладони кольцом чужим дальше жить.

Блокноты застыли до боли нелепым молчаньем,

Твой силуэт на страницах прочитанных книг.

Я за твою нелюбовь своей головой ручаюсь,

А за мою нелюбовь – ответит мой стих.

Ты, сотворённый мной и меня сотворивший,

Ты, ставший братом мне и не ставший мужем.

В жизни твоей мне место нашлось – быть лишней.

Лишней, но отчего-то безумно нужной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики