Две осады Мальты

Нельсон посчитал необходимым провести блокаду Мальты, но, как предписывала стратегия периферийных действий, ограничил свое участие самым скромным образом. После Абукира он отправил к ней лишь небольшую эскадру португальских кораблей под командой адмирала маркиза де Низа, а 23 сентября того же года в Гранд-Харбор ненадолго заглянули корабли Джеймса Самареца, сопровождавшие захваченные призы из Абукира. Самарец повторно направил в Валлетту парламентера к генералу Вобуа с требованием сдать крепость, получив повторно отрицательный ответ. В сложившейся ситуации англичане ограничились снабжением мальтийцев ручным оружием и боеприпасами к ним и проследовали дальше на запад. С прибытием эскадры самого Нельсона на пути в Неаполь спустя месяц ситуация повторилась: мальтийцы получили еще оружия и боеприпасов, Вобуа вручили очередной ультиматум, на который француз повторил прежний ответ, после которого Нельсон продолжил плавание в Неаполь, прямо в объятия той, о которой втихомолку судачила вся Европа. Читатель, смотревший старую кинокартину военных лет под названием «Леди Гамильтон», знаком с ее содержанием, и поэтому нет надобности повторяться. Автор, не будучи киноведом, не рисует высказываться или морализировать на указанную тему, тем более, что всем ясно, что Нельсон умел одерживать исторические победы под всеми широтами, и не только в морских просторах. С другой стороны, про этого самого известного английского адмирала, имя которого вошло во все учебники военно-морского дела, никак не скажешь – ничего личного… Видный немецкий военно-морской историк А. Штенцель по этому поводу сделал следующее примечание по поводу деятельности Нельсона на Средиземном море, «где слава его так пострадала вследствие его отношений к леди Гамильтон: он настолько подпал под ее влияние, что даже пренебрегал своими обязанностями по отношению к начальникам и отечеству. Это последнее обстоятельство нанесло его репутации больший ущерб, чем какие-нибудь действительные нравственные недостатки» (Штенцель. С. 293). Что ж, подобное случается не только среди британских флотоводцев…

Для нас важнее, что в событиях на Мальте того времени как англичане, так и французы избегали или не могли провести решительной тесной блокады, поскольку архипелаг, в отличие от осад прошлого 1565 и будущих 1941–1943 годов, играл в происходящих военных событиях совсем не решающую роль, несмотря на то, что его судьбу в то время решали самые выдающиеся исторические деятели той поры, к которым, однако мы не относим короля Обеих Сицилий с его присными. В любом случае события на Мальте на рубеже XVIII–XIX столетий трудно назвать осадой в полном значении этого слова.

Только 28 октября наконец Директория в Париже распорядилась начать снабжение своих войск на Мальте, используя албанских контрабандистов. Между тем англичане стали наращивать свои силы вместе с моряками из Неаполя, используя в качестве артиллеристов местных мальтийцев, не показавших особых достоинств в этом деле. Заменившие их пушкари из Неаполя оказались не лучше, вызвав справедливое замечание командующего осадой капитана 1-го ранга Бэлла: «Если их накроет батарея противника, это будет полезней…» Тем не менее эти вояки заставили перейти французские корабли «Гильом Телль», «Жустис» и «Даян» из Гранд-Харбора в соседнюю бухту Марсамексетт, оставив без поддержки осажденных в Валетте французов Вобуа. Французы, занятые контрбатарейной борьбой, допустили высадку на берег семнадцати английских батальонов. Определенно англичане готовились к решению проблемы Мальты всерьез и надолго, без излишней спешки, как и рекомендует пресловутая стратегия периферийных действий.

Однако к апрелю 1799 года на Мальте начался такой голод (едва ли не самое серьезное последствие блокады), что командующий осадными силами Бэлл, поддерживая мальтийцев, был вынужден делиться с ними собственным продовольствием. Французы же, используя неплотный характер блокады, стали наращивать продовольственную помощь своим войскам, но в целом на острове сложилась ситуация военного равновесия, которую флоты противоборствующих держав не могли нарушить в свою пользу. Это мог сделать Ушаков, но реакцию Нельсона, не доверявшего своему русскому союзнику, невозможно представить. (На рубеже 1798–1799 годов он так отзывается о своих союзниках: «Поведение русских не лучше, чем я всегда ожидал, и я считаю возможным, что они своим поведением принудят турок заключить мир с французами вследствие еще большего страха перед русскими… Терпеть не могу русских», и т. д. и т. п.) Скорее всего, подобное отношение сложилось у него после первой встречи с Ушаковым в Палермо, где «оба адмирала по разности своих характеров и взглядов тотчас стали во враждебное положение друг к другу. Нельсон почему-то ожидал встретить в Ушакове покорное орудие, которое под его влиянием будет действовать в интересах Англии; но, против своего ожидания, нашел в нем умного, самостоятельного русского адмирала» (Веселаго. С. 187).