Читаем Две недели в сентябре полностью

Две недели в сентябре

– Жуть! Ну и жара! – пробормотала девушка. Она сказала это, обращаясь к небу, прямо к пылающему солнцу, и Мэри это понравилось больше, чем если бы девушка повернула голову и заговорила с ней. Мэри сама не знала, почему раньше она думала, что “жуть” – глупое слово. Конечно, оно и правда было глупым, когда его произносили некоторые люди: у Бетти точно вышло бы глупо, а Мэйзи Джонсон сказала бы это так, что невозможно было бы не рассмеяться.

“Ну и жара была – просто жуть!” Она знала, что тоже может так сказать с живым чувством; она скажет это, когда они соберутся за чаем внизу, на кухне у мадам Люпон, в первый вечер после ее возвращения. Девушки из ателье наверняка спросят, какая была погода…

– И правда! – Вот и все, что она могла ответить. Она тоже говорила, не открывая глаз и не отворачиваясь от солнца.

– Ты здесь одна?

– С семьей, – сказала Мэри. На мгновение ей захотелось добавить: “А жалко”, но она знала, что это прозвучало бы глупо и подло. Кроме того, она инстинктивно чувствовала, что упадет в глазах этой девушки; кто-то после таких слов, может, и стал бы думать о ней лучше, но не ее новая знакомая – это она знала. Мэри даже хотела было показать ей Дика, который как раз в это время проплывал совсем близко, но что-то побудило ее оставить их дружбу в тайне.

Вдруг девушка перевернулась на бок и посмотрела на Мэри широко раскрытыми серыми глазами. Та посмотрела на нее в ответ, и обе неожиданно рассмеялись. Мэри понимала ее без слов; между ними была восхитительная связь; Мэри дрожала от волнения, и в ее голове мелькали картины – картины того, что они будут делать вместе, когда их дружба будет окончательно скреплена.

– C мамой и папой?

– И еще с двумя братьями.

– А моя подруга уехала, – сказала девушка, и на долю секунды Мэри почувствовала обиду – беспричинную, но острую обиду.

– А ты здесь одна? – спросила она.

– C тетей и дядей. Они тут живут. Я провожу у них отпуск. Хотя я бы приехала сюда в любом случае, даже если бы жить пришлось в гостинице. Что ты делаешь по вечерам?

– Я? Я… ну… обычно, знаешь, мы гуляем.

– Всей семьей? – На этот раз в глазах девушки промелькнула тень насмешки, и Мэри пыталась оправдаться.

– Не всегда. Бывает, я хожу с Диком – это мой брат. На набережной по вечерам хорошо.

– Зачем тебе таскать с собой брата? В дерзких, насмешливых глазах девушки было что-то настолько обезоруживающее, что Мэри ничего не могла ответить и просто рассмеялась.

Но за ее смехом скрывалось беспокойство; нечто до странности похожее на панику кричало ей: “Беги!”, а нечто совсем иное потешалось над ней и шептало: “Трусиха!”

– Знаешь что? – продолжала девушка. – Пойдем сегодня вечером со мной. Ты и не представляешь, как это весело!

Перчатка была брошена; могла ли Мэри – мыслимо ли это вообще – не подобрать ее и лишиться подруги, потому что ей было страшно? Набережная вечером – пылающие огни, темные заводи таинственного, манящего очарования, биение жизни… – Мне будет трудно выбраться. Понимаешь… моя семья…

– Не можешь же ты каждую минуту проводить с ними! Зачем тебе это? Почему бы не развлечься?

Девушка все еще смотрела на Мэри; ее глаза уже не насмехались, но взывали к мужеству, сулили веселье и приключения…

– Да просто скажи им, что встретила старую подружку.

Какое неизъяснимое очарование было в каждом ее слове – и какое мучительное, безнадежное бессилие ощущала Мэри! Ее начнут расспрашивать, что за подружка. Можно подумать, у Мэри есть десятки подруг, о которых ее семья не знает! Они спросят, не Мэгги ли это, потом – не Полли ли это, а когда услышат, что ни та и ни другая, замолчат и уставятся на нее ошеломленно и недоверчиво.

– Ты же работаешь, да?

– Да.

– Ну так скажи, что встретила девушку, которая раньше работала с тобой, – сойдет же?

– Но это… это вранье! – ахнула Мэри, и как только слова слетели с ее губ, она готова была прикусить язык: так глупо и по-детски это прозвучало.

– Вранье? Да ничего подобного. Врут, когда хотят выпутаться из передряги. А это совсем другое.

Мэри решилась, и даже если бы трудностей было во сто крат больше, она бы уже не отступила. Одна из бывших работниц мадам Люпон – звучит вполне убедительно.

– Какое имя мне им назвать?

– Джессика Маршалл.

– Хорошо. Тебя правда так зовут?

– Правда.

– А я – Мэри. Мэри Стивенс. Девушка кивнула, задумчиво посмотрела на нее и улыбнулась.

– Не переживай, – сказала она, – я не из тех, кто связывается с кем попало.

– Я не переживаю! – засмеялась Мэри.

– Вот и правильно! Но я серьезно – мальчики на побегушках меня не интересуют.

Обе рассмеялись, и девушка схватила Мэри за запястье и стиснула его.

– В девять часов сможешь?

– Да, подойдет.

– Отлично. В девять, около кондитерской у пирса.