Иногда мимо проходила компания отдыхающих, державшихся за руки и бесцеремонно растянувшихся на всю ширину набережной, и несколько человек, которых вытеснили, тщетно пытались встроиться в ряд сзади. Некоторые прогуливались по двое: молодые люди прижимались друг к другу, а пожилые пары солидно вышагивали бок о бок, так что между ними неизменно оставалась узкая полоска света. Время от времени встречалась семья, члены которой явно разругались: они шли медленно, по одному, следуя друг за другом на расстоянии нескольких ярдов, и глава семьи (обычно отец) то и дело с нетерпением ждал, пока остальные его догонят. Но тогда остальные замедляли шаг, ждали, пока он двинется дальше, и не давали расстоянию между ними сократиться. Незнакомые друг с другом люди теснились на лавочках; они сидели совсем рядом, как влюбленные, но безучастно глядели на море. Малыши падали и опрокидывали ведерки со скользкими водорослями; старики в визитках, летних шляпах и белых туфлях, пошатываясь, ковыляли мимо.
Было забавно угадывать, кто есть кто в прогуливающихся компаниях: найти матерей и отцов было легко, замужних дочерей тоже, а вот с тетушками все было немного сложнее. Иногда кто-нибудь из взрослых решительно не вписывался ни в одну из схем семейных отношений: возможно, это был муж тетушки или же старый друг – наверняка одинокий зануда, которого брали с собой при условии, что он заплатит немного больше той доли, которая с него причитается.
Однако повсюду витал дух радостной, безудержной свободы. Здесь не было ни слуг, ни хозяев, ни клерков, ни управляющих – только мужчины и женщины, объединенные общей профессией отдыхающих. Одни из них были словно круглые колышки, которые решили дать покой больным бокам, натертым от попыток втиснуться в узкие квадратные отверстия, другие – словно колышки, которые уже успели изменить форму то ли благодаря своей податливости, то ли волевым усилием и поэтому не чувствовали боли.
Никого не волновало, кто их соседи: если они улыбались, вы улыбались тоже; если они говорили, вы говорили тоже – говорили о том, что вас окружает сейчас, а не о том, что осталось позади или ждет впереди. Может быть, это налоговый инспектор помог ребенку и собрал водоросли обратно в ведерко, а может быть, отца, который его поблагодарил, неделю назад вызывали в суд, потому что он не заплатил налоги. Но кого это волнует на море?
Они оказались напротив старого отеля, отделенного от набережной газоном, и мистер Стивенс остановился и посмотрел на часы.
– Так, – сказал он. – Чемодан!
– Ой, да ну его, этот чемодан! – воскликнула Мэри.
– Понимаю, не хочется с ним возиться, но надо. Обогнув пирс, они снова оказались во власти ветра и шли, преодолевая его натиск, но иногда он внезапно прекращался, и, перестав чувствовать его сопротивление, они чуть не падали. Повернув на тихую Сент-Мэтьюз-роуд, они остановились, посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Ну и ветрище!
– Наверняка без кораблекрушений не обошлось.
– Да. Вечером надо будет посмотреть, не запустят ли сигнальные ракеты.
Когда они вернулись, гостиная показалась им меньше – возможно, потому, что сами они как будто увеличились в размерах; они чувствовали необыкновенную легкость, и хотя ветер разгладил их лица и охладил кожу, внутри у них разливалось тепло.
Глава XIV
Мистер и миссис Стивенс жили прямо над крыльцом с колоннами, в большой комнате на двоих. Здесь было электрическое освещение, а на полу лежал большой тускло-зеленый ковер, местами неприятно липнущий к босым ногам. Но это была хорошая, просторная комната с высоким окном, из которого Молли иногда высовывалась, чтобы полить герань над входной дверью.
Дети разместились на третьем этаже: Дик и Эрни делили комнату с видом на задний сад, а Мэри жила в маленькой комнатке одна. У них были только газовые рожки, потому что, когда несколько лет назад в “Прибрежный” проводили электричество, Хаггетты не сочли нужным тратиться и ограничились первыми двумя этажами. Жаль, что им не хватило предусмотрительности обеспечить электричеством весь дом.
Молли, горничная, спала еще выше – в комнатке на чердаке, куда не был проведен даже газ, и там же, за стенкой, спала миссис Хаггетт, когда других свободных мест не оставалось. Помимо комнат, в которых жили Стивенсы, на втором этаже были еще две спальни и гостиная, а на третьем – маленькая спальня, но в течение последних лет некоторые из них в сентябре пустовали.
В этом году в “Прибрежном”, помимо Стивенсов, жили только два гостя, и оба бывали здесь раньше. Один из них, мистер Бернап, занимал спальню на третьем этаже и регулярно возвращался сюда уже пять или шесть лет. Стивенсы знали, что он парикмахер, который приезжает на море в высокий сезон, чтобы восстановить душевное равновесие в местном баре. Он уходил очень рано, торопливо позавтракав в своей комнате, и обычно возвращался уже после того, как Стивенсы ложились спать.