— Но только один из вас этого достоин.
Выражение скуки промелькнуло на лице матери.
— Глупости. Я подарила тебе жизнь. Это дает мне столько же прав, сколько и твоему отцу. Но хорошо, Джулиана, ответь мне на вопрос. — Она перешла на английский. — Чего бы ты хотела от меня?
«Я бы хотела, чтобы ты объяснилась, — думала Джулиана. — Хотела, чтобы ты сказала мне, почему бросила меня, почему бросила нас всех. И зачем вернулась».
Невесело рассмеявшись, она ответила:
— Уже одна только мысль о том, что ты спрашиваешь меня об этом, нелепа.
— Ты хочешь, чтобы я извинилась?
— Это было бы отличное начало.
Холодные голубые глаза матери, так похожие на ее глаза, казалось, смотрели сквозь нее.
— Тебе придется ждать очень долго, если это то, чего ты хочешь.
Джулиана пожала плечом.
— Прекрасно. Тогда мы закончили. — Она встала.
— Твой отец тоже, бывало, так делал. Пожимал плечом, я имею в виду. Удивляюсь, что Англия еще не отучила тебя от этого. Не самая хорошая привычка.
— Англия не имеет надо мной власти, — заявила девушка. И тут же осознала, что это неправда.
— Не имеет? Твой английский весьма хорош для того, кому наплевать на культуру. Я удивилась, когда Гейбриел сказал мне, что ты здесь. Предполагаю, что тебе здесь нелегко. — Джулиана промолчала, а мать добавила: — Полагаю, для тебя все это также, как было когда-то для меня.
То есть очень трудно. Как видишь, дочь, мы не такие уж разные.
«Мы не такие уж разные» — этих слов она боялась как огня. И молилась, чтобы они оказались неправдой.
— Нет, мы совершенно разные.
— Сколько ни повторяй это, правды не изменишь. — Луиза откинулась на спинку дивана. — Взгляни на себя. Ты только что с бала, полагаю, но вся чем-то измазана, что говорит о том, что у тебя был не самый… респектабельный из вечеров. Чем ты занималась?
Джулиана оглядела себя. И едва сдержалась, чтобы не смахнуть быстро засыхающую мякоть, прилипшую к платью.
— Не твое дело, — пробурчала она.
— Впрочем, это не важно, — продолжала гостья. — Суть в том, что ты не можешь устоять — тебя тянет на приключения. Ты не желаешь лишать себя тех удовольствий, которые встречаются на твоем пути. Выходит, ты унаследовала мою страсть к приключениям, и в этом нет ничего удивительного. Хочешь ты того или нет, но я твоя мать. Я в тебе. И чем скорее ты прекратишь бороться с этим, тем лучше для тебя.
«Это неправда! — мысленно воскликнула Джулиана. Десять лет, в течение которых она росла, она изо всех сил сопротивлялась тому материнскому наследию, что жило в ней. И она вовсе не искала ни приключений, ни скандалов, ни бесчестья.
Не искала?..
Перед ней тотчас замелькали воспоминания: вот она, убегая, несется через темный сад; вот прячется в чужой карете; вот скачет по Гайд-парку в мужском платье; вот взбирается на бревно, чтобы достать упавшую в озеро шляпку; вот обрушивает пирамиду овощей; вот целуется с Саймоном в конюшне, а затем целуется с ним в доме его невесты… Да-да, целуется с Саймоном!
За последнюю неделю она сделала практически все, чтобы вызвать скандал. Так что, выходит, ее мать права? О Боже!
Снова взглянув на мать, она спросила:
— Что тебе нужно от нас? — Джулиана услышала дрожь в своем голосе и невольно поморщилась.
Луиза молчала, глядя на дочь своими холодными голубыми глазами. Через несколько минут Джулиане это надоело, и она заявила:
— С меня хватит! Я и так слишком много лет потратила на ожидание. — Она встала. — Я иду спать.
— Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь, — сказала наконец Луиза.
В этих словах не было ни грусти, ни сожаления. Да и не могло быть. Эти эмоции — не для матери. Они для тех, кто способен чувствовать.
Не в силах остановить себя, Джулиана снова присела на край стула и окинула долгим взглядом женщину, давшую ей жизнь. Ее красота — дар, который она передала всем своим детям, — все же померкла с возрастом. В черных волосах проглядывали седые пряди, и прожитые годы чуть притушили яркость голубых глаз. Лицо и шея ее были усыпаны морщинами, на виске виднелся шрам. Родинка же прямо над черной дугой брови, которую Джулиана помнила менее отчетливой, стала заметнее.
В целом годы были добры к Луизе Хэдборн, но в каком-то смысле ее внешность свидетельствовала о том, что она потеряла все.
— Ты должна понимать, — сказала Джулиана, — что прошлое вернуть невозможно.
На материнском лице промелькнуло раздражение.
— Разумеется, я это понимаю. Я приехала не затем, чтобы вернуть титул. Или дом. Или Гейбриела с Николасом.
«И уж точно не меня», — подумала Джулиана.
— Но наступает такой момент, когда становится нелегко жить так, как жила я.
И тут Джулиана все поняла.
— Ты думаешь, что Гейбриел поможет тебе жить другой жизнью? — спросила она.
— Его воспитывали как будущего маркиза. Учили защищать семью любой ценой. Почему, ты думаешь, я просила твоего отца, чтобы тебя отправили сюда, если с ним что-то случится?
Джулиана нахмурилась.
— Ты его бросила!
— Да, — ответила мать без всякого сожаления в голосе.
— Гейбриел никогда не станет помогать тебе…
— Посмотрим, — перебила Луиза. И было очевидно, что она верила: сын обязательно ей поможет.