Две недели на соблазнение

— Да, конечно. — Джулиана опять помолчала. — А что касается герцога, то он и в самом деле хороший человек.

— И он будет мне прекрасным мужем! — подхватила Пенелопа.

Джулиана закатила глаза.

— Ну, этого я бы, пожалуй, не сказала. Он высокомерный, властный и расчетливый. И он потребует, чтобы все всегда было так, как он захочет.

Пенелопа долго молчала, обдумывая эти слова. И Джулиана уже начала жалеть о своих смелых речах. Но только она собралась извиниться, как девушка сказала:

— Таков уж брак. С этим ничего не поделаешь.

Не выдержав, Джулиана воскликнула:

— Что такое с вами, англичанами?! Вы говорите о браке так, словно это деловое соглашение!

— Это и есть деловое соглашение, — отозвалась Пенелопа.

— А как же любовь?

— Уверена, что со временем… Думаю, у нас появится определенная… привязанность друг к другу.

Джулиана искренне рассмеялась.

— Я питаю привязанность к своей лошади, но у меня нет желания выйти за нее замуж. Но как же страсть?

Пенелопа покачала головой.

— В хорошем английском браке нет места страсти.

Эти слова заставили Джулиану оцепенеть (она уже слышала их на другом балу от другого аристократа).

— Это он вам так сказал?

— Нет, но… таков порядок вещей.

Комната внезапно как будто уменьшилась в размерах. Джулиане стало душно и захотелось на свежий воздух. Похоже, Пенелопа и впрямь идеально подходит Саймону. Она не будет бросать ему вызов, родит ему красивых златовласых детей и будет хозяйкой на его званых обедах, а он станет жить тихой, размеренной жизнью — без скандалов и без страсти, разумеется.

Что ж, все верно. В хорошем английском браке нет места страсти.

Джулиана повернулась к двери и сказала:

— По крайней мере в этом вы идеально подходите друг другу.

Она была уже у двери в дамскую комнату, когда Пенелопа проговорила:

— Знаете, это очень нелегко… Выдумаете, англичанки не мечтают о любви? Конечно же, мы мечтаем о ней. Но нас воспитывают и готовят не для любви. Нам с детства внушают, что главное — репутация. И преданность. Нас учат, что между страстью и надежностью мы должны выбирать надежность. Потому что в этом наш долг. — Тут Пенелопа едва заметно улыбнулась и добавила: — А любовь мы оставляем итальянцам.

— Уверена, что нам она нужна, — заявила Джулиана. — Мои поздравления, леди Пенелопа.

Она оставила Пенелопу и прошла в зал, где две группки женщин в восторге обсуждали то, что являлось квинтэссенцией балов, — сплетни и модные фасоны платьев.

— Я слышала, она вернулась. И она клянется, что никогда не была в Италии, — послышался чей-то громкий шепот.

Джулиана, не в силах сдержаться, резко развернулась и увидела леди Спарроу, окруженную кучкой своих приспешниц. Увидев Джулиану, леди нагло заявила:

— А это означает, что кое-кто здесь не тот, за кого себя выдает.

Это предположение вызвало среди сплетниц коллективный возглас. Ведь намек на то, что кто-то незаконнорожденный, — высшая форма скандала. И оскорбления, разумеется. Тем более в присутствии человека, о котором идет речь.

А леди Спарроу, усмехнувшись, добавила:

— Я не удивлюсь, если все это связано с деньгами. Мы же ничего о ней не знаем, верно? Может, она вообще не итальянка. Может, она вообще бог знает кто…

Джулиане ужасно захотелось доказать всем, что она настоящая итальянка. Захотелось несколькими резкими словами поставить эту Спарроу на место. Но что бы она изменила? Ровным счетом ничего.

— А кто же она такая? — спросила одна сплетница.

— Цыганка? — прошептала другая. — Или, может, испанка?

Не будь Джулиана так зла, она бы посмеялась над тем, как было произнесено слово «испанка». Как будто «испанка» — синоним слова «ведьма». Чем же им испанцы-то так не угодили?

— Мы можем спросить у нее самой, — заявила леди Спарроу, и все женщины повернулись к Джулиане.

А ей теперь захотелось кричать, ругаться, захотелось швырнуть чем-нибудь тяжелым в этих мегер.

Но она, разумеется, сдержалась и с невозмутимым видом проговорила:

— Вы не хуже меня знаете, леди Спарроу, что я та, кем вы и ваши… — она небрежно махнула рукой в сторону группы женщин, — гарпии решат меня сделать. Итальянка, испанка, цыганка — не важно! С радостью буду носить ту личину, какую вы для меня выберете… Лишь бы вы не сделали меня англичанкой.

Лица ошеломленных дам вытянулись, а Джулиана с усмешкой добавила:

— Ибо уж точно нет ничего хуже, чем быть одной из вас.

Он упорно делал вид, что не видел ее прибытия. И так же старательно притворялся, что ему все равно, смеется она или танцует в объятиях графа Аллендейла. При этом изображал повышенный интерес к разговорам мужчин, говоривших о политике и о военных расходах.