Интуитивно ребенок понимает, что человек, фантом которого девочке рисуют капли дождя, не молод, и любое нестройное видение может оказаться последним. Иногда она пытается обогнать мужчину в загадочной шляпе, оборачиваясь, чтоб заглянуть в его лицо, которое ей никогда не удается разглядеть из-за грозного рычанья дога, пугающего ее своим недовольным собачьим оскалом. Внимание успевает выхватить только прямой нос незнакомца, большой, с чуть заметной горбинкой, по которому она читает в его настроении усталость и непримиримость с чем-то. И это ей не понятно, но она всеми силами старается разглядеть его характер, и даже помочь ему разгадать загадку, которую он не осилил за всю свою долгую жизнь. Нина немного знает о нем:
– Несколько дочерей и один сын. Интересно, все ли они старше меня, – рассуждает девчушка, которой в этом осеннем месяце исполнилось четырнадцать лет. – Любит ли он всех своих дочек одинаково или у него есть любимица?
Шикарная шляпа Майера из дорогого светло бежевого фетра с широкой молочного оттенка лентой у основания тульи несколько наклоняется в правую сторону, чуть заметно улыбаясь своими мягкими полями, быть может, он вспомнил проказы одной из своих дочерей Грей?
– Понятно, – говорит Нина, – значит, любимица имеется.
– У меня нет детей. Пока…, – наперекор ее догадкам заявляет он, – все, что сейчас тебе пришло в голову, относится не ко мне, а к моему отцу Майеру Лански.
– Да, именно о нем я и думала. А разве он – это не ты?
– Нет, он – это не я. Майер Сухов – и он театрально приподнял шляпу, низко поклонился, представляясь девочке. – Я – его внебрачный сын. Про меня никому не известно. У Майера Лански были веские причины скрывать от всех существование своего старшего сына. Моя мать – его первая женщина; неповторимая, неосознанная любовь Лански, которую он всю жизнь скрывал. Перед тобой его самый первый ребенок, – мужчина еще раз снял ненадолго шляпу, чтобы убедить и успокоить удивленный взгляд. – Когда я родился, моему отцу едва исполнилось восемнадцать лет. Сейчас он уехал в Израиль, а я живу на Кубе, в Варадеро.
Их немногословный диалог ничего как будто не изменил, каждый следует по своему пути и думает о своем. Только такие прикосновения мысли порождают, кажется, свою субстанцию, осязать которую невозможно, но она имеет чувствительность, благодаря которой соприкасаются их силуэты и мысли. Они взаимодействуют, не смотря на то, что находятся на разных континентах, и их разделяют тысячи километров, моря и океаны. Не сохраняющаяся модифицированная сила гравитации легко переносит не только души.
– Почему ты задумчив? – спрашивает девочка.
– Я мог потерять себя, как и мой отец, пока дошел до конца пути. Ты меня путаешь с ним. Приблизительно, догадываюсь, что у тебя на уме. Но моя жизнь, отличается от его непростого пути.
– Я думала о боссе мафии, о том, про кого пишут в журналах и книгах.
– В жизни все иначе, чем в печатном тексте. Думаю, и мы сейчас встретились вопреки всем законам, представленным в статьях, когда-либо изданных Европейским и Американским физическими журналами. Мы с тобой нарушили закон гравитации, квантовую механику и, возможно, опровергли теорию относительности.* Надеюсь, ты хорошо учишься в школе? По глазам вижу, что отличница, знаешь о законах электромагнитных полей!
– Отличница! Как ты узнал?
– Ответ на твой вопрос прост, когда-то и сам был таким же, интересующимся и стремящимся к знаниям. Отец гордился мной. Он говорил, что я – единственный из его детей, кто имеет голову.
– Вот, про него и расскажи! Что он делал, почему потерял себя в конце пути? – допытывается ребенок.
– Он старался изо всех сил, чтобы выбиться в люди, чтобы достойно жил их род – семейство одно и второе, и, конечно, мы, его дети. Очень, очень старался.
– А разве нельзя было ему пройти жизненный путь, чтобы не изменить себе? – интересуется она.
– Я мало, что знаю о его детстве, только понимаю, как были ненавистны ему потуги его родителей, которые из кожи вон лезли, чтобы выжила их семья эмигрантов, прибывших в Штаты в 1911 году. Они боролись с голодом каждый день. У Майера Лански был очень изощренный, цепкий ум, и он так жить не хотел, не смог бы прозябать на вторых и десятых ролях, – сын Майера задумался, остановился и хотел закурить сигарету, но не смог из-за дождя.
– Ты много куришь, брось! Какая пачка у тебя сегодня по счету?
– Открыл вторую. Давно хотел бросить, не получается.
– Тогда заведи привычку не курить, когда ты со мной.
– Возможно, так и будет, пока не готов обещать тебе это, – не смотря на такие слова, он выбрасывает сигарету и засовывает коробку назад в карман.
– Тебя назвали в честь отца Майером? Расскажи, расскажи про себя и, вообще, о том, что тебя волнует, – просит она.
– Ты кто такая? Как тебя зовут? – взвешивает осторожный мужчина, что можно говорить, а что – нет.
– Нина.
Молчание… Разговор начинает сам дождь.
– А ты умеешь хранить тайны, Нина? И ничего не расскажешь никому, пока я жив? Подумай, со мной шутки плохи, – и он сдвигает брови, стараясь придать лицу свирепость.