На знакомой ему виселице покачивалось тело несчастного Мартина. Гнусная улыбка скользнула по губам Арно. Твердым шагом подошел он к телу и попытался было дотянуться до него. Но Мартин висел слишком высоко. Тогда он с кинжалом в руке залез на столб и перерезал веревку. Тело грохнулось на землю.
Арно спустился обратно, стянул с пальца Мартина железное кольцо, на которое никто бы не польстился, пошарил у него за пазухой, вынул и бережно спрятал бумаги, снова закутался в плащ и преспокойно удалился.
В лесу он отыскал свою лошадь, оседлал ее и поскакал во весь опор по направлению к Оврэ. Он был доволен: теперь мертвый Мартин Герр больше не внушал ему страха.
Спустя полчаса, когда слабый луч солнца возвестил рассвет, проходивший мимо дровосек увидел на дороге обрезанную веревку и повешенного, лежащего на земле. Он со страхом приблизился к мертвецу. Его мучало любопытство: почему тело рухнуло на землю? Под своей тяжестью или какой-то запоздалый друг перерезал веревку? Дровосек даже рискнул прикоснуться к повешенному, чтобы убедиться, действительно ли он мертв.
И тогда, к его величайшему ужасу, повешенный вдруг пошевелился и встал на колени. Тут ошеломленный дровосек бросился со всех ног в лес, то и дело крестясь на ходу и призывая на помощь Бога и всех святых.
III
БУКОЛИЧЕСКИЕ МЕЧТЫ АРНО ДЮ ТИЛЯ
Коннетабль де Монморанси, выкупленный королем из плена, только накануне вернулся в Париж и первым делом отправился в Лувр, дабы разведать, не пошатнулось ли его прежнее могущество. Но Генрих II принял его холодно и строго и тут же, в его присутствии, воздал хвалу способностям герцога де Гиза, который, как он сказал, если не спас, то, во всяком случае, приостановил утраты государства.
Коннетабль, бледный от гнева и зависти, надеялся найти хоть какое-нибудь утешение у Дианы де Пуатье, но и она приняла его с холодком. Тогда Монморанси пожаловался на такой прием и сказал, что его отсутствие, вероятно, пошло на пользу некоторым господам.
— Помилуйте, — скривила рот в злобной усмешке г-жа де Пуатье, — вы, наверно, уже слышали последнюю парижскую прибаутку!
— Я только что прибыл, сударыня, и ничего еще не слышал, — пробормотал коннетабль.
— Так вот что твердит на все лады эта подлая чернь: «В день святого Лорана не вернешь то, что выпало из кармана!»
Коннетабль позеленел, откланялся герцогине и, не помня себя от бешенства, вышел из Лувра.
Придя в свой кабинет, он швырнул на пол шляпу и взревел:
— О, эти короли, эти женщины! Неблагодарные свиньи! Им подавай только успехи!
— Господин барон, — доложил слуга, — там какой-то человек хочет с вами поговорить.
— Пошлите его к черту! — откликнулся коннетабль. — Мне не до приемов! Пошлите его к господину де Гизу!
— Господин барон, он только просил меня, чтоб я назвал вам его имя. А зовут его Арно дю Тиль.
— Арно дю Тиль? — вскричал коннетабль. — Это другое дело! Впустить!
Слуга поклонился и ушел.
«Этот Арно, — подумал коннетабль, — ловок, хитер и жаден, а помимо прочего, лишен всякой совести и щепетильности. О! Вот если бы он мне помог отомстить всем этим мерзавцам! А впрочем, какая от мести выгода? Нет, он должен мне вернуть милость короля! Он знает много! Я уж хотел было пустить в ход тайну Монтгомери, но если Арно придумает что-нибудь похлеще, тем лучше для меня».
В этот момент ввели Арно дю Тиля. В лице плута отразились и радость, и наглость. Он поклонился коннетаблю чуть не до земли.
— А я-то думал, что ты попал в плен, — сказал ему Монморанси.
— Так оно и было, господин барон, — ответил Арно.
— Однако же ты улизнул, как я вижу.
— Да, господин барон, я им уплатил, но только особым способом — обезьяньей монетой. Вы прибегли к своему золоту, а я — к своей хитрости. Вот мы и оба теперь на свободе.
— Ну и наглец ты, братец! — заметил коннетабль.
— Никак нет, господин барон. Все это дело житейское, я просто хотел сказать, что человек я бедный, вот и все.
— Гм!.. — проворчал Монморанси. — Чего же ты от меня хочешь?
— Деньжонок… А то я совсем поистратился.
— А почему это я должен снабжать тебя деньгами? — снова спросил коннетабль.
— Придется уж вам раскошелиться, заплатить мне, господин барон.
— Платить? А за что?
— За новости, которые я вам принес.
— Еще посмотрим, какие новости…
— И мы посмотрим, какая будет оплата…
— Наглец! А если я тебя повешу?
— Малоприятная мера, которая заставит меня высунуть язык, но уж никак его не развяжет.
«Мерзавец отменный, что и говорить, но пусть уж он считает себя незаменимым», — подумал Монморанси, а вслух сказал:
— Ладно, я согласен.
— Господин барон очень добр, — ответил Арно, — и я позволю себе напомнить вам ваше благородное обещание, когда вы будете расплачиваться за понесенные мною расходы.
— Какие расходы? — удивился коннетабль.
— Вот мой счет, господин барон, — поклонился Арно, подавая ему тот самый знаменитый документ, который разрастался у нас на глазах.
Анн де Монморанси бегло просмотрел.