Две Дианы

Зато Филипп II получал в полное владение Тионвиль, Маринбург и Гестин. Он стер с лица земли Терауан и Ивуа, заставил передать город Буйон Льежскому епископству, Корсику — генуэзцам, большую часть Савойи и Пьемонта — Филиберу Савойскому — словом, то, что было завоевано при Франциске I. Наконец, он обусловил свой брак с дочерью Генриха II, принцессой Елизаветой, а также брак герцога Савойского с принцессой Маргаритой. Все это предоставляло ему огромные выгоды, такие, на которые он даже не рассчитывал после победы при Сен-Лоране.

Герцог де Гиз в бешенстве возвратился из армии и во всеуслышание и не без оснований принялся возмущаться предательством Монморанси и слабодушием короля, который одним росчерком пера подарил испанцам то, чего они с оружием в руках не могли добиться в течение тридцати лет. Но так или иначе, игра была сыграна, и жгучая досада герцога де Гиза ничего изменить не могла.

Договор этот не порадовал и Габриэля, однако он тут же подметил негодование герцога де Гиза, убедившегося, что все его труды идут насмарку из-за темных дворцовых интриг. Гнев этого знатного Кориолана вполне мог совпасть с намерениями Габриэля. Франциск Лотарингский, надо сказать, был далеко не единственным недовольным в королевстве. Однажды в окрестностях Пре-о-Клер Габриэль повстречал барона Ла Реноди, которого ни разу не видел после памятного знакомства на улице Сен-Жана. Габриэль обычно избегал встреч со знакомыми лицами, но на сей раз сам подошел к нему. Эти два человека созданы были для того, чтобы найти общий язык. Их роднили многие черты, и самое главное — честность и решительность. Оба они были рождены для дела, оба одержимы жаждой справедливости.

Обменявшись любезностями, Ла Реноди спросил:

— Недавно я видел мэтра Амбруаза Парэ. Значит, вы наш?

— Сердцем — да, но не делом, — ответил Габриэль.

— Когда же вы думаете открыто и бесповоротно примкнуть к нам?

— Я стану вашим тогда, когда буду вам нужен, а вы не будете нужны мне.

— Не слишком ли великодушно? — усмехнулся Ла Реноди. — Дворянина это бы восхитило, но человек нашей партии не будет вам подражать. И если вы ждете именно того момента, когда понадобитесь нам, то знайте — этот момент настал.

— Что-нибудь случилось? — заволновался Габриэль.

— Готовится некий заговор против истинно верующих. Одним ударом хотят уничтожить всех протестантов.

— Из чего это явствует?

— А этого никто не скрывает. Антуан Минар, председатель парламента, на совещании в Сен-Жермене заявил во всеуслышание: «Надо сейчас же разделаться с еретиками, если мы не хотим докатиться до республики на манер швейцарских штатов».

— Как! Он так и сказал — «республики»? — удивился Габриэль. — Может, он нарочно раздувает опасность, чтобы вызвать такие меры?

— Ничуть, — вполголоса возразил Ла Реноди. — По правде говоря, он совсем не преувеличил. Ведь и мы теперь не те, что были. Теории Амбруаза Парэ уже не кажутся нам отчаянно смелыми. К тому же вы сами видите, что нас принуждают к решительным действиям.

— Тогда, — рванулся к нему Габриэль, — тогда мне придется стать в ваши ряды раньше, чем я собирался.

— И в добрый час! — обрадовался Ла Реноди.

— На что же мне теперь обратить внимание?

— На парламент. Там протестанты хотя и в меньшинстве, но чрезвычайно влиятельны. Анн Дюбур, Анри Дюфор, Никола Дюваль, Эстош де ла Порт и еще двадцать человек! На всех заседаниях, когда требуют крутых мер против еретиков, эти приверженцы кальвинизма требуют созыва нового собора, который на основании постановлений соборов в Базеле и Констанце разрешил бы религиозные споры. Право на их стороне, значит, против них применяют насилие. Мы готовы ко всему, будьте готовы и вы.

— Решено.

— Оставайтесь у себя дома, в Париже. Когда будет нужно, вам сообщат.

— Для меня это нелегко, но я останусь. Думаю, что вы не заставите меня долго ждать. Вы слишком много говорили, теперь пришло время действовать.

— Я того же мнения, — согласился Ла Реноди. — Будьте начеку и храните спокойствие.

Они расстались. Габриэль задумался. Не слишком ли далеко завел его мстительный порыв? Ведь он уже готов ввязаться в междоусобную войну! Но поскольку нужный ему случай все еще не представился, он должен сам найти его!

В тот же день Габриэль вернулся к себе домой. Там он застал только верную Алоизу. Мартина Герра, конечно, уже не было, Андре оставался при герцогине де Кастро, Жан и Бабетта Пекуа вернулись в Кале и скоро переберутся в Сен-Кантен.

Возвращение хозяина в опустелый дом в этот раз было еще печальнее, чем обычно. И тем не менее невозможно описать радость Алоизы, когда Габриэль сказал ей, что намерен некоторое время пожить у себя. Жить он будет в полном одиночестве, но иногда будет отлучаться…

С грустной улыбкой Габриэль смотрел на обрадованную кормилицу. Увы, он не мог разделить ее радость. Ведь жизнь теперь напоминала ему какую-то страшную загадку, которую он боялся и в то же время жаждал разгадать.

Медленно, тревожно тянулись дни. Так прошло больше месяца.