— Господи Боже, — протянул Арно дю Тиль с видом мученика, — вы прекрасно знаете, ваше сиятельство, насколько чуждо мне насилие, месть и всякое кровопролитие! Я скрепя сердце иду на эту меру только потому, что она просто необходима. Посудите сами: пока этот человек жив, для меня спокойной жизни не будет. Вот сейчас, последней своей проделкой, он доказал, что он неисправим, и тем самым рассеял последние сомнения! Пусть Арно дю Тиль умрет.
— Если так, пусть умрет, — поддакнул Габриэль. — То есть он умрет, если будет осужден… Ведь приговор еще не вынесен.
— Как! Разве дело еще не кончено? — спохватился Арно.
— Почти кончено, но кое-какие неясности еще остались. Этот чертов Арно успел вчера произнести перед судом очень толковую и убедительную речь.
«Ну свалял же я дурака!» — пронеслось в голове Арно.
Габриэль продолжал:
— Вот сейчас ты толково и уверенно доказал мне, что Арно должен умереть, а вчера перед судьями ты не мог связать и двух слов, не привел ни одного доказательства в пользу правого дела. Тебе дали полную возможность защищаться, а ты так ничего и не сумел опровергнуть…
— Ваше сиятельство, при вас я чувствую себя свободно, а судейское сборище меня угнетает. И потом, должен признаться, мне казалось, что суд лучше моего разберется во всем этом деле. Но, видать, с законниками нужно вести себя по-другому. Им нужно краснобайство, теперь мне ясно. Вот бы начать сначала!
— Да ну! И что бы тогда сделал?
— Тогда бы уж я разговорился!.. И обратите внимание: опровергнуть все доводы и ухищрения этого Арно дю Тиля — сущие пустяки!
— Неужто пустяки?
— Прошу прощения, ваше сиятельство, но его слабинку я вижу не хуже, чем он сам, и если бы я не стеснялся, то сумел бы рассказать судьям…
— Что бы ты им рассказал? Расскажи и мне!
— Что бы я им рассказал? — переспросил Арно. — Да ничего не может быть проще… Вот послушайте!
И Арно дю Тиль начисто опроверг свою же собственную, сказанную накануне речь. Он распутал весь этот клубок недоразумений, состряпанный им же самим. Он развернул перед Габриэлем две судьбы — честнейшего человека и проходимца, которые, так же как масло и воду, невозможно смешать. Словом, своей собственной рукой он разрушил до основания здание лжи, которое возвел только вчера с таким искусством.
Живи Арно дю Тиль в наше время, он был бы превосходнейшим адвокатом. Но — увы! — на беду свою, он родился на триста лет раньше.
— Думаю, что больше говорить не о чем, — так он закончил свою речь. — Досадно только, что не слыхали меня судьи.
— Почему же? — возразил Габриэль. — Они тебя слышали.
— Как так?
— Взгляни сам.
Дверь камеры распахнулась, и перед ошеломленным и оробевшим Арно предстали на пороге председатель суда и двое его судей.
— Что это значит? — обратился Арно к Габриэлю.
— Это значит, что я, опасаясь, как бы мой бедный Мартин Герр от робости опять не запутался, дал возможность судьям без его ведома послушать его заключительную и крайне убедительную речь.
— Вот и прекрасно! — со вздохом облегчения проговорил Арно дю Тиль. — Премного вам благодарен, ваше сиятельство.
Потом, обращаясь к судьям, жалостливо спросил:
— Могу ли я надеяться, что моя речь доказала вам мою правоту?
— Бесспорно, — ответил председатель суда. — Высказанные вами доводы нас вполне убедили.
— Ага! — ликовал Арно дю Тиль.
— Но, — продолжал председатель, — у нас есть доказательства и того, что вчера при размещении узников произошло недоразумение, а именно: Мартин Герр был водворен в вашу камеру, а вы, Арно дю Тиль, в настоящее время находитесь в его помещении.
— Что такое? — пролепетал пораженный Арно. — Ваше сиятельство, а вы что скажете на это? — обратился он к Габриэлю.
— Я скажу следующее, — сурово произнес Габриэль. — Я хотел получить лично от вас полное доказательство невиновности Мартина и вашей вины. Вы меня заставили, презренный, играть роль, которая мне была омерзительна. Но видя вашу наглость, я понял, что в борьбе с такими, как вы, допустимы все виды оружия и что лжеца можно одолеть только ложью. В конце концов, вы сами облегчили мне задачу: ваша подлость сама вовлекла вас в западню!
— В западню? — отозвался Арно. — Значит, тут была западня! Но так и знайте, ваше сиятельство, вы отрекаетесь от вашего Мартина! Как бы вам не ошибиться!
— Не настаивайте, Арно дю Тиль! — вмешался председатель суда. — Ошибка была заранее обусловлена и совершена с ведома суда. Вы изобличены полностью.
— Но если вы говорите, что ошибка была обусловлена, — не унимался наглец, — кто может поручиться, что не было ошибки в исполнении вашего приказа?
— Свидетели — солдаты и тюремщики!
— Они ошибаются! — завопил Арно дю Тиль. — Я действительно Мартин Герр, оруженосец графа де Монтгомери! Я не дам себя так легко осудить! Сведите меня с моим двойником, поставьте нас рядом, тогда и выбирайте, кто Арно дю Тиль, а кто Мартин Герр, кто виновен, а кто неповинен! Вы хотите лишь усугубить всю эту путаницу! Но вопреки всему я всегда буду утверждать: я Мартин Герр! И никто не может меня опровергнуть, никто не сумеет доказать обратное!