— Не извольте беспокоиться, ваша светлость. Родина стоит того, чтобы ради нее рисковали. Так что разрешите уж мне поступить по-своему.
— Но чем я могу вам помочь?
— Ваша светлость, у меня есть предложение.
— Говорите, говорите, — нетерпеливо откликнулся Франциск Лотарингский.
— Завтра, пятого числа, около восьми часов утра соблаговолите поставить самого зоркого часового на пост, с которого виден форт Ризбанк. Если там будет еще развеваться английский флаг, бросайтесь на отчаянный приступ, который вами предрешен, ибо присутствие английского флага будет означать, что дело у меня сорвалось, а сам я погиб.
— Погиб! — вскричал герцог. — Вы же сами видите, что идете на верную смерть!
— Если так случится, не тратьте времени на то, чтобы оплакивать меня…
— Но у вас есть хоть какая-то надежда на успех, Габриэль?
— Конечно, есть, ваша светлость. Главное — не волнуйтесь и не торопитесь давать сигнал на приступ. Я все-таки надеюсь, что к восьми часам над фортом Ризбанк взовьется французский флаг, и тогда ваши солдаты с успехом пойдут на штурм!
— Французский флаг — над фортом Ризбанк? — вскричал герцог де Гиз.
— И думаю, что, увидев его, — продолжал Габриэль, — все корабли, прибывающие из Англии, немедленно повернут обратно.
— Я тоже так думаю… — сказал герцог. — Но как вы этого добьетесь?
— Позвольте сохранить мою тайну при себе, ваша светлость. Если вы сочтете мою затею нелепой, вы непременно пожелаете отговорить меня, а теперь не время рассуждать и сомневаться. Так или иначе, ни вас, ни армию я не опорочу и обойдусь только теми людьми, которые при мне. Я выполню свою задачу без посторонней помощи или умру.
— К чему такая гордость?
— Гордость здесь ни при чем, ваша светлость. Я просто хочу возместить ту великую милость, которую вы обещали мне оказать.
— О какой милости вы говорите, Габриэль? У меня довольно хорошая память, особенно когда дело касается моих друзей… Однако, право, я что-то…
Но Габриэль перебил его:
— Ваша светлость, для меня милость эта важнее всего! Мне бы хотелось, чтоб вы подтвердили перед королем следующее: взятие Кале было задумано и осуществлено именно мною! Уж поверьте мне, ваша светлость, не ради почестей я этого добиваюсь — пусть они достанутся вам, главе всей кампании… Вот о какой милости идет речь.
— И вы говорите о такой величайшей доблести лишь намеками? — воскликнул герцог. — Черт побери, неужто вы в этом сомневаетесь? Да это же не милость, а простая справедливость! Я всегда готов признать и оценить вашу доблесть и вашу службу, виконт д’Эксмес!
— Мое честолюбие так далеко не заходит, — отвечал Габриэль. — Пусть король узнает о моих трудах, у него есть награда, которая для меня дороже всех почестей и всех земных благ.
— Король будет знать все, что сделано вами для него, Габриэль! А теперь скажите, не могу ли я вам быть полезен еще чем-нибудь?
— Можете, ваша светлость, и я попрошу вас о некоторых услугах.
— Говорите.
— Во-первых, мне нужно знать пароль, чтобы нынче ночью выйти из лагеря.
— «Кале и Карл».
— Затем, ваша светлость, если я паду, а вы победите, прошу вас иметь в виду, что герцогиня де Кастро, дочь короля, — пленница лорда Уэнтуорса.
— Я знаю свой долг человека и дворянина. Дальше.
— Наконец, ваша светлость, этой ночью мне окажет немалую помощь один здешний рыбак по имени Ансельм. Возможно, что он погибнет вместе со мной; я хочу, чтоб его семья была обеспечена за мой счет. Я написал об этом моему управляющему Элио, но и вас прошу проследить за выполнением моей воли.
— Будет сделано. Это все?
— Все, ваша светлость! Но если нам больше не придется свидеться, вспоминайте обо мне хоть изредка и поведайте о моей участи двум известным вам людям: королю, который, безусловно, порадуется моей смерти, и госпоже де Кастро, которая, возможно, опечалится. Больше я не смею вас задерживать. Прощайте, ваша светлость!
Герцог де Гиз встал:
— Гоните прочь печальные мысли. Я ухожу, а вы, друг мой, еще раз хорошенько все продумайте в своем таинственном плане. Мне же, видимо, не суждено заснуть этой ночью. Больше всего меня тревожит та полнейшая неизвестность, которой окутана ваша затея. Но тайный голос твердит мне, что мы с вами еще увидимся, и я не прощаюсь с вами, нет!
— Спасибо за доброе предчувствие, — сказал Габриэль. — Если мы встретимся, так только во французском городе Кале!
— И тогда вы сможете гордиться тем, что спасли честь Франции, а заодно и мою!
— Иногда, ваша светлость, маленькие шлюпки спасают большие корабли, — с поклоном ответил Габриэль.
Уходя из палатки, герцог де Гиз в последний раз пожал руку виконту д’Эксмесу, дружески обнял его и задумчиво побрел к себе.
XVII
ПОД ПОКРОВОМ ТЕМНОЙ НОЧИ
Проводив герцога, Габриэль вернулся и подал знак Мартину Герру, которому, очевидно, не нужны были никакие разъяснения. Он поднялся и вышел.
Через четверть часа оруженосец возвратился в сопровождении какого-то худого оборванного человека. Мартин подошел к погруженному в размышления Габриэлю:
— Господин виконт, вот тот человек.