— Послушай, — добавил Пьер Пекуа, выходя из глубокого раздумья. — Скажи своему господину, что мы согласны терпеливо ждать его целый месяц. Но если год кончится, а мы от него никаких вестей не получим, — значит, у сердца его нет памяти… Потому что настоящий дворянин должен помнить не только про одолженные деньги, но и про сокровенные тайны, которые ему доверены. На том и прощай, дружище.
— Господь вас храни, — сказал посланец виконта д’Эксмеса. — Все ваши вопросы и все пожелания я точно передам своему господину.
Жан Пекуа проводил его до ворот, Пьер остался дома.
Бестолковый гонец, потолкавшись по переулкам и исходив вдоль и поперек этот путаный город Кале, очутился наконец у главных ворот и предъявил свой пропуск. Его снова обыскали и только тогда выпустили в чистое поле.
Он тотчас же двинулся в путь и, лишь отойдя на целое лье от города, остановился.
Теперь можно было и отдохнуть. Он присел на придорожный бугорок и задумался. Довольная улыбка скользнула по его губам.
«Не знаю, чем объяснить, — сказал он про себя, — но в этом городе все какие-то удивительно мрачные и печальные. Уэнтуорс что-то не поделил с д’Эксмесом, а братья Пекуа имеют какие-то счеты с Мартином Герром. Э! Мне-то что до их счетов? Лично я получил все, что хотел. Правда, у меня нет ни клочка бумаги, но зато я помню до тонкостей все расположение города».
И перед его мысленным взором тут же предстали все улицы, валы и сторожевые посты, которые он вроде бы невзначай повидал.
«Очень хорошо! Все четко и ясно, — подумал он. — Герцог де Гиз будет доволен. А через шесть недель, если Бог и обстоятельства будут за нас, мы будем хозяевами в Кале».
Чтобы наши читатели не утруждали себя загадками, откроем им: звали этого человека маршал Пьетро Строцци, он был одним из знаменитейших и талантливейших военных инженеров своего времени.
Немного отдохнув, Пьетро Строцци снова зашагал по дороге, чтобы поскорее добраться до Парижа. Все его мысли вертелись вокруг Кале и лишь мимоходом затрагивали тех, кто там жил.
XIII
31 ДЕКАБРЯ 1557 ГОДА
Нетрудно догадаться, почему Пьетро Строцци нашел лорда Уэнтуорса в таком грустном и подавленном настроении. Нетрудно также понять, почему губернатор Кале отозвался о виконте д’Эксмесе столь высокомерно и презрительно.
Дело в том, что ненависть герцогини де Кастро к своему тюремщику все возрастала и возрастала.
Когда он изъявлял желание нанести ей визит, она находила любые предлоги, лишь бы избежать его посещения. Ну, а если уж ей приходилось иногда терпеть его присутствие, то по ее холодному и чрезмерно учтивому виду сразу было видно, как тяготит ее эта беседа.
Что же касается самого губернатора, то каждый визит повергал его в жесточайшее уныние. Но тем не менее он не в силах был отказаться от этой пагубной страсти. Ни на что не надеясь, он все же не отчаивался. Он хотел быть в глазах Дианы блестящим джентльменом и поистине угнетал пленницу своей предупредительностью. Он окружал ее идеальным вниманием, приставил к ней французского пажа и даже пригласил одного из итальянских музыкантов, на которых был немалый спрос во времена Возрождения. Однажды он дал в ее честь бал, на который пригласили всю английскую знать Кале. Приглашения были направлены даже по ту сторону пролива. И однако, г-жа де Кастро не пожелала на нем присутствовать.
Лорд Уэнтуорс, видя такое безразличие и пренебрежение, не раз твердил себе, что лучше было бы для своего же покоя принять королевский выкуп, который предлагал ему Генрих II, и вернуть Диане свободу. Но поступить так — значит, вернуть ей любовь Габриэля д’Эксмеса, а на такую тяжелую жертву у англичанина не хватало ни размаха душевного, ни мужества.
Так в нерешительности и беспокойстве проходили дни, недели, месяцы.
31 декабря 1557 года лорд Уэнтуорс велел доложить о себе герцогине де Кастро. Она приняла его, сидя пред высоким камином…
Шел надоевший ей разговор об одном и том же — о том, что их связывало и то же время разъединяло.
— Нет, сударыня, в вашем упрямстве есть что-то неестественное, — говорил лорд Уэнтуорс, покачав головой. — Вы не смогли бы окончательно меня оттолкнуть, если бы не хранили какую-то безумную надежду. Неужели вы рассчитываете на то, что несбыточно? Посудите сами — откуда к вам может прийти помощь?
— От Бога, от короля… — отвечала Диана. Она запнулась на полуслове, но лорд сразу же понял, что кроется за этим умолчанием.
«А больше всего — от виконта д’Эксмеса!» — подумал он, но, не желая об этом упоминать, ограничился горестным замечанием:
— Конечно, надейтесь на короля, надейтесь на Бога!.. Если Бог действительно желал бы вам помочь, он мог бы это сделать в первый же день вашего приезда сюда, а, между прочим, вот уже год на исходе — и никакого благоволения с его стороны.
— Я надеюсь на год, который начнется с завтрашнего дня, сударь.
— Что же до короля Франции, отца вашего, — продолжал лорд Уэнтуорс, — то у него, слава Богу, забот хватает. Ведь беды его дочери ничтожны по сравнению с бедами Франции.
— Так говорить можете только вы! — сказала Диана с сомнением.