— Король отдает сейчас какие-то важные распоряжения коннетаблю, — сказала Мария Стюарт, — и я впрямь боюсь, что…
Но умоляющий взгляд Габриэля оборвал ее на полуслове:
— Тогда погодите, я попробую!
Она своей маленькой ручкой махнула часовым, те с почтением склонились перед нею — и Габриэль с адмиралом прошли беспрепятственно.
— О, благодарю вас, сударыня! — пылко проговорил молодой человек.
— Путь открыт, — улыбнулась Мария Стюарт, — а если его величество будет слишком гневаться, то, по возможности, не выдавайте меня! — И кивнув Габриэлю и его спутнику, она исчезла.
Габриэль подошел было к двери кабинета, но в этот миг дверь распахнулась, и на пороге показался сам король, что-то говоривший коннетаблю.
Решительность не была отличительной чертой короля. При неожиданном появлении виконта д’Эксмеса он попятился назад и даже не догадался разгневаться.
Но Габриэль не растерялся и склонился в низком поклоне.
— Государь, — произнес он, — разрешите мне выразить вам мою глубочайшую преданность…
И, обращаясь к подоспевшему адмиралу, он продолжил, желая облегчить ему трудное вступление:
— Подойдите, адмирал, и во исполнение данного мне обещания соблаговолите напомнить королю о том участии, которое я принял в защите Сен-Кантена.
— Что это значит, сударь? — вскричал Генрих, приходя в себя от неожиданности. — Вы врываетесь к нам без приглашения, без доклада! И притом еще в нашем присутствии смеете предоставлять слово адмиралу!
Габриэль понял, что сейчас не время колебаться, и потому почтительно, но непреклонно возразил:
— Я полагал, государь, что вы в любое время можете оказать справедливость даже самому ничтожному из ваших подданных.
И, воспользовавшись растерянностью короля, прошел вслед за ним в кабинет, где побледневшая Диана де Пуатье, привстав в своем кресле, со страхом прислушивалась к дерзким речам этого смельчака. Колиньи и Монморанси вошли следом.
Все молчали. Генрих, повернувшись к Диане, вопрошающе смотрел на нее. Но прежде чем она отыскала удобную лазейку, Габриэль, слишком хорошо знавший ее и прекрасно понимавший, что в ход пошла последняя ставка, снова обратился к Колиньи:
— Умоляю вас, господин адмирал, говорите!
Монморанси незаметно качнул головой, как бы приказывая племяннику молчать, но тот рассудил иначе и заявил:
— Я должен высказаться — таков мой долг. Государь, я кратко подтверждаю в присутствии виконта д’Эксмеса то, что счел необходимым подробно вам изложить еще до его возвращения. Ему, и только ему обязаны мы тем, что оборонялся Сен-Кантен дольше срока, который вы сами назначили, ваше величество!
Коннетабль снова многозначительно кивнул, но Колиньи, смотря ему прямо в глаза, продолжал с тем же спокойствием:
— Да, государь, три раза виконт д’Эксмес спасал город, и без его помощи Франция не нашла бы того пути к спасению, по которому, смею надеяться, она идет ныне.
— Однако не слишком ли много чести?! — вскричал взбешенный Монморанси.
— Нет, сударь, — отвечал Колиньи, — я лишь правдив и справедлив, только и всего. — И, обернувшись к Габриэлю, он добавил:
— Так ли я сказал, друг мой? Вы довольны?
— О, благодарю вас, адмирал! — сказал растроганный Габриэль, пожимая руку Колиньи. — Другого я от вас и не ждал. Считайте меня своим вечным должником!
Во время этого разговора король, видимо крайне разгневанный, хмурил брови и, наклонив голову, нетерпеливо постукивал ногой по паркету.
Коннетабль потихоньку приблизился к г-же де Пуатье и вполголоса перебросился с нею несколькими словами. Они, должно быть, пришли к какому-то решению, поскольку Диана насмешливо улыбнулась. Случайно поймав эту улыбку, Габриэль вздрогнул и, все-таки пересилив себя, сказал:
— Теперь я не смею вас задерживать, адмирал. Вы сделали для меня больше, чем требовал долг, и если его величество соблаговолит уделить мне одну минуту для разговора…
— После, сударь, после, я не отказываю, — перебил его Генрих, — но сейчас это совершенно невозможно!..
— Невозможно? — с отчаянием повторил Габриэль.
— А почему же, государь, невозможно? — с полнейшим спокойствием спросила Диана, к великому удивлению Габриэля и самого короля.
— Как, — запинаясь, спросил король, — вы полагаете…
— Я полагаю, государь, что долг короля — воздавать должное каждому из своих подданных. Что же до вашего обязательства по отношению к виконту д’Эксмесу, так оно, по моему мнению, одно из самых законных и священных.
— Ну конечно, конечно… — залепетал Генрих, пытаясь прочесть в глазах Дианы ее тайный замысел, — и я желаю…
— …немедленно выслушать виконта д’Эксмеса, — договорила Диана. — Правильно, государь, такова справедливость.
— Но ведь вашему величеству известно, — сказал пораженный Габриэль, — что при этом разговоре не должно быть свидетелей?