Дважды два

– Пожалуйста, не спрашивай, как у меня дела, – попросила Мардж. – Мама с отцом только что уехали, и мама замучила меня этим вопросом. А папа все рвался еще что-нибудь починить. Мне хотелось ответить «меня», но я боялась вконец расстроить их. – По сложившейся привычке, мы сидели у Мардж на диване и смотрели в пустой угол, где еще недавно стояла елка. Отец вынес ее несколько дней назад, но мебель еще не вернулась на места, поэтому комната казалась пустой.

– Для них это тяжелый день, – объяснил я. – Они держатся как могут.

– Знаю, – кивнула Мардж. – И я рада, что отец по-прежнему приезжает ко мне. Никогда прежде мы с ним так много не говорили, и не только о бейсболе, – она вздохнула и вдруг поморщилась. Волна боли скрутила ее тело и быстро рассеялась.

– Принести тебе что-нибудь? – спросил я, чувствуя себя совершенно беспомощным.

– Таблетку я только что приняла, – сказала она. – Ничего не имею против обезболивающих, хотя от них меня и клонит в сон. Да и действуют они не так эффективно, как хотелось бы. Притупляют боль, и только. Так или иначе… – Она бросила взгляд в сторону кухни, где Лиз и Лондон рисовали за столом. Понизив голос, Мардж закончила: – Я сказала Лиз, что откажусь от следующего сеанса химии. – Ее лицо было мрачным, но полным решимости. – А она расстроилась.

– Ей просто страшно, – объяснил я. – А ты уверена, что поступаешь правильно?

– Ты же слышал врача, – возразила она. – Химия не действует. От нее мне только хуже – эта рвота, сонливость, уже начинают выпадать волосы… После сеансов я теряю целые дни, а их у меня осталось не так много.

– Не говори так, – попросил я.

– Извини. Я понимаю, ты не хочешь об этом слушать. Никто не хочет. – Мардж крепко зажмурилась, пережидая следующую волну боли – мне показалось, что она не проходила слишком долго. – Полагаю, Лондон не знает о моей болезни?

Я покачал головой.

– Она даже не знает, что мы с Вивиан разводимся.

Мардж приоткрыла один глаз и уставилась на меня.

– Пора бы уже объяснить ей, тебе не кажется?

Я ничего не ответил. Слишком много событий для шестилетнего ребенка: развод, болезнь Мардж, переезд, может, даже в Атланту, расставание с отцом и друзьями.

Я не хотел, чтобы все это обрушилось на Лондон разом. Даже мне самому с избытком хватало этих событий. На глаза невольно навернулись слезы, Мардж протянула мне руку.

– Все хорошо, – успокоила она.

– Нет. Все плохо, очень плохо. – У меня дрогнул голос. – Что мне делать с Лондон? Что делать с тобой?

Она пожала мне руку.

– О себе я сама расскажу Лондон, хорошо? Так что об этом не волнуйся. Я так хочу. А насчет всего остального… мое мнение ты уже знаешь.

– А если ничего не получится? Если я обману твои ожидания?

– Не обманешь.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю – и все. Я верю в тебя.

– Но почему?

– Потому, – объяснила она, – что я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Точно так же, как ты знаешь меня.

В следующую пятницу, в середине января, Вивиан прилетела в город, чтобы забрать Лондон на выходные. Я завел речь о том, что пора бы уже сообщить дочери о том, что мы разводимся, и Вивиан предложила сделать это после их возвращения, чтобы не портить Лондон выходные.

На следующее утро риелтор устроила первый открытый показ дома, и Мардж с Лиз, как обещали, явились ко мне и наперебой расхваливали дом в присутствии потенциальных покупателей. После просмотра риелтор позвонила мне и сообщила, что домом всерьез заинтересовались – одна пара с детьми, переезжающая в Шарлотт из Луисвилла.

– Кстати, у вашей сестры талант, ей следовало бы пойти в актрисы, – заметила она.

В воскресенье вечером, вскоре после возвращения из Атланты, мы с Вивиан усадили нашу дочь за кухонный стол и осторожно сообщили ей о грядущих переменах.

Мы старались сделать объяснения доступными пониманию шестилетнего ребенка, постоянно подчеркивали, что оба по-прежнему любим ее и навсегда останемся ее родителями. Мы заверили: в том, что мы решили развестись, она ничуть не виновата.

Как и в прошлый раз, говорила в основном Вивиан. Ее голос звучал ласково, но Лондон тем не менее разрыдалась. Вивиан держала ее в объятиях и пыталась успокоить.

– Я не хочу, чтобы вы разводились! – жалобно повторяла Лондон.

– Понимаю, детка, это тяжело, и нам очень жаль…

– Почему вы не можете просто жить вместе и радоваться? – всхлипывая, спросила Лондон. Ее наивное непонимание вызвало такое острое чувство вины, что меня переполнило презрение к себе.

– Иногда это не получается, – попытался объяснить я, но этот довод даже мне показался бессмысленным.

– Потому и дом продается?

– Да, малышка, к сожалению.

– А где я буду жить?

Я бросил взгляд на Вивиан, безмолвно предостерегая: ни слова об Атланте! Выражение ее лица стало вызывающим, но она промолчала.

Я положил ладонь на спину Лондон.

– Об этом мы еще подумаем. Обещаю: что бы ни случилось, твоя мама и я всегда будем рядом, чтобы заботиться о тебе.

Наконец Лондон перестала плакать, хотя явно была растеряна и потрясена. Вивиан ушла с ней наверх, готовиться ко сну. Я перехватил ее, когда она спустилась и направилась к двери.

– Ну, как Лондон? – спросил я.