В среду после школы мы с Эмили собрались свозить детей в елочный питомник, чтобы они сами смогли выбрать дерево. Питомник был украшен как деревня Санты, где дети могли с ним познакомиться, осмотреть его мастерскую, полакомиться горячим шоколадом с печеньем. Выяснилось, что сотрудники сами развозят елки уже на подставках – этому я был особенно рад, поскольку опасался, что мой «приус» не выдержит тяжесть дерева.
Я посвятил в наши планы Мардж, и она настояла, чтобы в питомнике мы и встретились с ней и Лиз.
До Рождества оставалось девять дней.
Мардж вышла из машины на стоянке, я обнял ее и почувствовал, как выпирают ребра: рак медленно пожирал сестру изнутри. Однако она казалась более энергичной, чем после возвращения из Нью-Йорка.
– А это, как я понимаю, Бодхи, – объявила Мардж, с трогательной серьезностью пожимая мальчику руку. – Ты рослый для своих лет, – заметила она, а потом принялась расспрашивать, чем он любит заниматься и что хочет в подарок на Рождество. А когда детям наскучил взрослый разговор, мы разрешили им бежать впереди. Вскоре они затерялись между вечнозелеными деревьями.
– Какие планы на праздники, Эм? – спросила Мардж. – Уезжаешь куда-нибудь?
– Нет, – ответила Эмили. – Обычно отмечаю праздники в семье. Буду чаще видеться с сестрой и родителями. Лондон уже умеет ездить на велосипеде, и Бодхи тоже уговаривает научить его, так что, наверное, я подарю ему велосипед, хотя и не уверена, что смогу преподать ему урок езды.
– Ты ведь поможешь, Расс? – Мардж толкнула меня локтем.
Я поморщился.
– Мардж всегда ухитрялась записать меня в добровольцы.
– Помню-помню, – засмеялась Эмили. – Расс говорил, что поездка в Нью-Йорк выдалась замечательная.
Они увлеклись разговором и немного отстали. Я взял Лиз под руку.
– Как ваш график с мамой? – спросил я.
– Оказался удачным. Моя рабочая неделя сократилась до трех дней, два будних дня в неделю к нам приезжает твоя мама.
– Сегодня, по-моему, Мардж получше.
– Утром она чувствовала себя усталой, а после взбодрилась. Мне кажется, такие вылазки создают у нее ощущение, что с ней все хорошо, пусть и ненадолго. Вот и в Нью-Йорке было то же самое.
– Хорошо, что она все-таки решила съездить. Я просто опасался, что она переутомится.
– Я тоже, – кивнула Лиз. – И знаешь, что она отвечала, когда я делала предупреждения?
– Даже представить себе не могу.
– Посоветовала мне поменьше беспокоиться, так как у нее «еще остались важные дела».
– И что это значит?
Лиз покачала головой.
– Я, как и ты, могу лишь догадываться.
Пока мы ждали догоняющих нас Эмили и Мардж, я обдумывал загадочные слова моей сестры. Она всегда умела преподнести сюрприз, и я гадал, что же еще она для нас припасла.
Следующим вечером Мардж и Лиз приехали ко мне ровно в семь. Лондон с порога повела Лиз к себе в спальню, показывать аквариум.
Было довольно тепло, но Мардж надела шапку и закуталась в шарф, вдобавок к перчаткам и пуховику. Он болтался на ней, как на вешалке, – тот самый, который я привез ей в больницу.
Мне не верилось, что с тех пор, как ее увезли из дома на «скорой», прошло меньше трех недель.
– Ну, готов? – нетерпеливо спросила Мардж.
Я влез в куртку и прихватил перчатки и шапку.
– Куда едем?
– Увидишь, – ответила она. – Идем, пока я не передумала.
Я по-прежнему был озадачен, но когда мы свернули на знакомую дорогу, вдруг понял, к какой цели мы движемся.
– Ты что, серьезно? – спросил я, когда она притормозила у ворот и заглушила двигатель.
– Конечно, – твердо заявила Мардж. – Это и есть твой рождественский подарок для меня.
Над нами высилась водонапорная башня – немыслимо, неизмеримо высокая.
– Подниматься на нее запрещено, – напомнил я.
– И всегда было запрещено. Но раньше нас это не останавливало.
– Мы были детьми, – возразил я.
– А теперь уже не дети. Ты готов? Надевай шапку и перчатки. Наверху наверняка ветрено.
– Мардж…
Она уставилась на меня в упор.
– Сейчас я еще могу забраться наверх, – произнесла она тоном, не допускавшим возражений. – А после очередной химии – вряд ли. Но пока я в состоянии и хочу, чтобы ты поднялся со мной.
Дожидаться ответа она не стала: вышла из машины и направилась к стальной наружной лестнице, а я в нерешительности остался на месте. К тому времени, как я вступил на лестницу, Мардж уже успела подняться на шесть футов. И мне, конечно, не осталось ничего другого, кроме как карабкаться следом за ней. Если она устанет, если ослабнет или у нее закружится голова, я должен быть рядом. Так что меня подгонял страх за Мардж.
Она была права: хотя через каждые двадцать футов ей приходилось останавливаться, чтобы отдышаться, она все равно продолжала двигаться вверх, все выше и выше. Сверху я видел крыши домов, ветер доносил до нас запах дыма из труб. Хорошо, что я надел перчатки – холод стальных перекладин лестницы ощущался даже сквозь них, руки коченели.
Когда мы добрались до самого верха, Мардж осторожно, мелкими шагами направилась к тому месту, где я застал ее в ту страшную ночь, еще во времена ее студенчества. Я быстро шагнул к ней, чтобы поддержать, если у нее закружится голова, и обнял покрепче.