— Руки убери от документов, — я спихнула его со стола. — И сам уберись куда-нибудь. Хочешь, чтобы вдобавок к моей бледной физиономии увидели и твою? В конце концов, это не моя спальня, здесь шатается куча народу!
— Желание леди — закон, — Эрик насмешливо прищурился. Миг — и он уже за моей спиной, положил руки на спинку моего кресла, чуть наклонился и шепчет: — Неужели вы хотели бы, чтобы и в вашей спальне его было не меньше?… Только честно?…
Он ушел. Я уже научилась ловить ту тонкую грань между пространством, в котором он есть, и пространством пустым. Между приходом и уходом. Между резкими, дергаными и непонятными сменами его настроения. Научилась звать, а лучше того — прогонять его, когда становилось уж совсем невмоготу. Это оказалось просто — достаточно было просто привести внятную аргументацию. Иногда было достаточно простого «Я устала»…
А иногда он сидел со мной ночь напролет и слушал жалобы на жизнь. Причины этого небывалого сострадания понимались мной с трудом, ибо мне было плохо, совсем плохо, а думать не хотелось вовсе. В кои-то веки я позволила себе эту слабость, руководствуясь фатализмом существа, знающего, что лишнее дрыганье конечностями ничего не изменит перед заведомо сильнейшим противником. На данный момент сильнейшим, отметим в скобках. Ибо он был вполне здоров и мог себе позволить быть великодушным. Впрочем, моя безобидная болтовня никого не могла обмануть. Все, или почти все из сказанного ему было известно. Но как упоительно сладостен был процесс!.. И как легко становилось душе только от того, что проблема была пусть не решена, но обсуждаема и разделена с кем-то. С гнездом. Со стаей. На худой конец — с одним-единственным…кем-то. Пусть этот кто-то не совсем нормален, совсем не красив и питает ко мне чувства, далекие от дружеских. Просто-таки вся полнота ощущений, что перед тобой незабвенный Филин. Сидит и смотрит на тебя огромными печальными глазами, или (что чаще) дремлет на жестком больничном стуле, скрестив руки на груди, и, не закрывая до конца глаз, делает вид, что все слышит. И я делаю вид, что верю.
Я доказала, что можно жить на сублимации Сети. А вот на сублимации разделения долго прожить не смогла, как оказалось. Понадобилось живое, настоящее.
Чтобы выяснить это, у меня было много времени — медблок высосал из меня все моральные силы, в отличие от физических. А Эрик… казалось, он всегда был где-то за дверью, только протяни руку, — и этот призрак материализуется у твоей кровати. Но чаще не требовалось и протягивать руки — он приходил, даже когда ко мне еще запрещали пускать кого бы то ни было.
По сравнению с тем, что на меня свалилось сейчас, я еще буду вспоминать медблок как рай на земле.
Пальцы сжимали виски в тщетной надежде, что такая малость поможет найти выход из западни.
Моя подруга отняла у меня то единственное, чем я еще дорожу в этой конторе — мой блок. Занавес. Она дала официальный ход тем подтасованным бумажкам, которые мы с ней подписали, и теперь моего блока не существует в природе. Есть блок Рилы. Такие вот дела… да… Ее блок дышал на ладан, раздираемый интригами и взаимными обидами, что ни в коей мере не способствовало продуктивной работе, а следовательно — и росту ее карьеры. А она честолюбива. И жадна, не так чтобы слишком, и не так, чтобы сознательно, но…
Все это я знала, и тем больше нет мне прощения за желание пойти по пути наименьшего сопротивления. Что больше всего мне интересно в данной ситуации, так это то, что же такое заставило Рилу оторваться от благодушного созерцания моей самостоятельной деятельности в качестве куратора и решиться перейти к активным действиям. К слову сказать, действиям не самым безопасным, ибо если Арроне ничего и не сможет сделать официально, по головке он Рилу все равно за это не погладит.
Эрро, думаю, на все глубоко наплевать.
Ну что ж… Я задвинула свою оскорбленную невинность подальше и включила переговорник.
— Селен, зайди ко мне в кабинет.
Возникло чувство, что он ждал под дверью.
— Да, куратор.
— Я ведь уже не куратор, Селен. А «руководитель группы».
— А блок уже не блок… По бумажкам.
— Было по бумажкам. И ты не хуже меня это знаешь, — я сложила ладони домиком. Сощурилась. — Скажи… Ты ведь был здесь, видел… С чего все началось? Мне надо знать.
— Еще бы не надо… — Селен поджал губы. — Я очень мало видел, шеф. Слышал — еще меньше, так что не думаю, что в блоке вы доищитесь правды. По крайней мере — сейчас. Не того размера здесь причина, чтобы она не начала подванивать рано или поздно. Скоро узнают все, я думаю.
— И будет уже поздно, без сомнения, — я бросила на него внимательный взгляд. Очень хороший, очень многообещающий и умный агент. Правильно понимающий ситуацию. Редки такие таланты в наше время. — Все же вспомни. Мне интересен твой взгляд на проблему.
— Проблема в ревизии.
— Мне сказали, что нас не проверяли.