Двадцать отражений лжи

Рила задумалась, ковыряя вилкой салат, я же налегла на мясо. Пусть даже синтетическое, но без него мой мозг отказывался мыслить конструктивно. Жалко, ливера нет — почки, они тоже очень способствуют…

— Ну да, вполне ничего себе выход, — пробормотала Рила себе под нос и лучезарно улыбнулась. — Я вот что подумала. С момента образования блока не прошло еще и трех сезонов. Можно чуть-чуть подтасовать бумаги, якобы вы еще не отделились от моего блока до конца. Знаешь, с чисто формальной точки зрения. Так что, если вдруг что — ответственна за все я, а с твоего лейтенанта взятки гладки.

— Не знаю, — это, честно говоря, было последнее, что я ожидала услышать и теперь лихорадочно обдумывала эту возможность. — Ты понимаешь, что будет, если у меня действительно что-то обнаружат? Это же ударит в первую очередь по тебе. А то и по твоему блоку.

— Ну, мы же подруги? Не первая это и не последняя проверка, лазающая по моим закормам. Не волнуйся, детка, ничего они мне не сделают. Тем более, что твой блок вообще могут обойти.

— Ты уверена? — мои щеки порозовели. Это действительно может быть выходом. Реальным выходом!

— Более чем. Ну что, идем на поклон к Арроне?

— И к Командору заодно, — проворчала я, но улыбнулась.

— Ну конечно, как я могла забыть, что ты и шагу не ступишь без личной визы своего августейшего поклонника, — поддразнила Урила.

— Тоже мне, поклонник, — я фыркнула и с новой энергией принялась за ужин.

Арроне был не то чтобы не против, но воспринял идею без особого сопротивления, предварительно отозвав меня в сторонку и поинтересовавшись, в полной ли мере я соображаю, что делаю. Я уверила его, что вполне и уже через сутки документы были выправлены надлежащим образом. (Что касается Командора, то он просто махнул на наши махинации рукой. Марлен волновала его гораздо больше и после дополнительных переговоров со Станайей, не давших ничего нового, выделил мне взвод силовиков. Я бы взяла больше, но, увы, лишние люди только привлекли бы к нам нежелательное внимание.)

Одновременно с готовностью документов стала известна дата вылета, предоставляемая нам охрана, ориентировочное время визита и расписание, а так же план той части резиденции Ордена, где мы будем находиться во время командировки. Аналитики составили список возможных осложнений, дали «выводы и рекомендации»; был высчитан оптимальный курс для пути туда и обратно, и еще с десяток запасных вариантов на случай ЧП; груда сведений о Станайе, Ордене Рух и все перечисленные выше документы были предоставлены агентам, входящим в группу.

После почти двух суток лихорадочной деятельности и безумного расписания я, наконец, получила возможность расслабиться. Вылет завтра с утра, все — от экипировки агентов до корабля проверено и перепроверено. Осталось только чуть подождать. И выспаться.

Собственная каюта показалась чересчур тихой после неумолчного гула координационного центра, а спальня — невероятно крошечной. Я растянулась на кровати и облегченно вздохнула, предвкушая отдых.

Однако заснуть не получалось. Около часа я проворочалась с боку на бок безо всякого толка — смутный, неуловимый страх каждый раз обегал кровать и вцеплялся в меня с новой силой.

Теперь, когда напряжение подготовки ослабло, и все более-менее серьезные проблемы были решены, самая первая проблема, к сожалению, нерешаемая, вышла на первый план.

Я не хотела ехать.

То, что я боялась за Рис, меркло перед тем, как я боялась за себя. А я боялась. Большую часть своей жизни я слишком страстно ненавидела, чтобы бояться, теперь же… Что-то забылось за давностью лет, что-то изменилось само, что-то теперь понимается иначе. Я стала другой. Еще столько же — и стану такой, какой меня хотели сделать. Одна эта мысль вызывает бешенство, но изменить ничего нельзя.

Ну да что толку вспоминать. Вспоминать, чем и кем я была. Как думала, что знала и как чувствовала. Скоро от той меня не останется ничего, кроме безжалостно искромсанного мной самой имени. Но ведь жить — это главное, не правда ли?…

Станайя обещала возможность быть узнанной. Спроси себя — чего ты боишься больше всего, риалта? Нет, не этого. Больше всего риалта боится увидеть то, чего лишилась, прикоснуться к слабым отзвукам прежней жизни, краем сознания почувствовать то, что уже никогда не будет ей доступно. Увидеть и понять, что теперешняя жизнь — не жизнь вовсе и сломаться.

Да, вовсе не мудрейших ты боишься, а поднять глаза от земли и мельком различить небо.

Я поднялась с кровати и пошла в темную гостиную в безнадежной попытке перебороть себя. Была бы со мной маленькая прозрачная бутылочка…

Не включая свет села за стол. Подперла кулаком подбородок и уставилась в темноту. Свободная рука скользнула по столу, сметая тонкий слой пыли и наткнулась на обрывок писчего пластика, валяющийся здесь, видно, уже давно. Я поднесла его к глазам и устало сощурилась.

По светлому фону бежала стремительная, тонкая строчка знакомого подчерка:

«Станайя — последнее место, куда тебе стоит ехать.»

Безусловно. Ты, как всегда, читаешь мои мысли, Эрик.