Двадцать отражений лжи

— Куратор, это было шестьсот лет назад. Вы думаете, тогда с этим было так же легко, как и сейчас?

— Идите работать! — не выдержала я. — Или вам не хватает документации?

Он пожал плечами и отошел к своему столу. Марлен, внимательно прислушивающаяся к нашей перепалке, поинтересовалась:

— А кто такая Сияющая?

— Древняя страшилка. Банальная пиратка времен Распада, которой время и слухи придали неадекватную окраску. Не обращайте внимания, это наш местный фольклор, здесь вам еще и не такого расскажут. На случай, если Пешша опять прорвет на эту тему — эта легенда у него любимая — ее поймали еще в начале существования Корпуса. Поймали и казнили.

— Жаль. Люблю легенды.

Я вздохнула и окинула взглядом блок на предмет посторонних. Посторонних не было, поэтому я подозвала Чезе, представила его даме и наказала прогулять ее по помещению. Чезе галантно предложил леди локоть, леди его изящно приняла. И черт меня подери, если при этом у нее не сверкнули глазки. Я выгнула бровь. Хммм… светловолосый и темноглазый ремен действительно на редкость симпатичное зрелище, но никогда не видела, чтобы дамы на него так реагировали.

Я улыбнулась, и, уже направляясь в свой кабинет, краем уха уловила обрывок пространного рассказа о Черном Облаке. Я хмыкнула. Это была любима байка Чезе. Теперь осталось, чтобы Алиссондра рассказала ей о духе Филина, Оско — о пришествии второго Распада, а Наррау — о Киррене Бородатом, величайшем садисте в истории галактики.

На ознакомление с обстановкой я отвела Марен час, а сама в это время засела в кабинете и вызвала Селена. Дело «черных» лабораторий не было особо спешным, поэтому находилось еще в стадии разработки и требовало неусыпного контроля, хотя и продвигалось довольно неплохо.

С головой уйдя в проверку чужих выкладок, я очнулась только тогда, когда назначенный час уже давно прошел. Отпустив лейтенанта, я захватила считыватель с оставшимися документами и вылетела из кабинета. Перед моими глазами предстала умилительная картина: мои суровые ребята сидели кружком около леди Рис и травили ей байки, которым леди внимала с сияющими глазами. Я застонала и ледяным тоном поинтересовалась:

— Никто не хочет ничего мне сказать?

Желающих не нашлось. Все как-то засмущались и разбежались по рабочим местам. Я подхватила подопечную за руку, и со словами: «Не волнуйтесь, они будут вас навещать», ненавязчиво отбуксировала ее в коридор. Обратный путь занял у нас гораздо меньше времени — за весь день я ничего не съела, и именно это время мой организм выбрал, чтобы напомнить, что и его надо иногда кормить. Зная, что месть обиженного организма будет жестокой, я сдала Рис на руки Алиссо и направилась в свою каюту — идти в столовую было выше моих сил.

Слава богам, я имела возможность заказать еду чуть ли не в постель, чем и воспользовалась. Кстати, о кроватях…

Сервировав поднос, я растянулась на постели, и, утешая себя разными вкусностями, принялась добивать отчет Селена.

Двумя часами позже мне уже не хотелось ничего, только спать. Я протерла слезящиеся глаза и спихнула опустевший поднос на пол. Умастила подбородок на сложенные руки и блаженно закрыла глаза. Боги, однако, были ко мне несправедливы, в последний момент наградив совершенно не нужным озарением. А именно, что данный комплект формы остался единственным чистым и относительно неизмятым.

Я тяжеловато сползла с постели и начала расстегивать ворот, когда…

Голос.

Глубокий низкий голос с соланским «эхом». Шепчет. И шепот этот множится десятком голосов, шипит и оплетает, как сотня змей. Окликает. И называет имена, похороненные в могилах. Смеется.

И смех этот сводит с ума.

Я рухнула на колени, выхватила из-под подушки прозрачный флакончик, сбила пробку…

— Становишься алкоголичкой?

Сердце вздрогнуло и остановилось. Я сжалась и застыла, боясь обернуться. Боясь, что окончательно сошла с ума.

Пальцы, до боли материальные, вцепились в запястье и отобрали флакон. Отрешенный взгляд проследил, как он полетел на пол и разлетелся сотней осколков. Взгляд зафиксировал в сознании темную фигуру, а с помертвевших губ само собой сорвалось:

— Эрик…

Я смотрела на черные волосы, на жесткие глаза цвета полярных снегов, на изуродованное лицо, почему-то не скрытое амулетом, и понимала, что то, чего я боялась долгие годы, все-таки произошло.

Мой мозг не выдержал. Процесс отторжения сделал свое дело, разрушая психику.

И я сошла с ума.

Наверное, это было видно. Потому что галлюцинация схватила меня за плечи и затрясла так, будто хотела вытрясти душу, приговаривая: «Совсем мозгов лишился, придурок».

Мозг зацепился за короткую фразу, недоумевая, почему обо мне говорят в мужском роде. Потом до него начало доходить, что для галлюцинации у Эрика слишком теплые руки и жесткая хватка.

— Я настоящий. Слышишь меня? Настоящий.

Поэтому, когда прозвучала эта резкая фраза, я почти ей поверила. Провела пальцами по черной куртке, послушала, как ногти царапают ткань…

И резко ударила галлюцинацию кулаком в живот.