Читаем Два знатных родича полностью

Имевших внешность доблестную; худший,

Бесчестнейший из всех рожденных честно!

Ты лживейший из родственников кровных!

Итак, своею ты ее зовешь?

Так знай, злодей, что/даже не снимая

Оков своих, вот этими руками,

Без всякого оружья, докажу я,

Что ты солгал, что ты лишь вор любви,

Презренное ничтожество, что даже

Названия негодяя ты не стоишь!

Когда б не эти путы, если б меч

В руках имел я...

Аркит

Дорогой кузен мой...

Паламон

Кузен, на козни быстрый, речь держи

Такую же, как все твои поступки!

Аркит

Не нахожу я в сердце у себя

Той грубости, какою полн твой окрик,

А потому тебе отвечу так,

Как мне велит ответить благородство.

Твой гнев тебя ввергает в заблуждение:

Он враг тебе, и мне не может он

Быть другом. Честь и честность сохраняю

Я всюду и во всем намерен ими,

Кузен, руководиться я и впредь.

А потому прошу тебя спокойно

Сказать мне, в чем твоя печаль, и знай:

Я говорю с тобой, как равный с равным,

Как благородный человек, который

Всегда себя сумеет защищать

Мечом и веским словом.

Паламон

Полно, так ли?

На это ты способен ли, Аркит?

Аркит

Кузен, кузен! Не раз имел ты случай

Узнать, довольно ль смелости во мне;

Ты видел сам, как отражать угрозы

Умею я мечом! Никто другой

Во мне не усомнится; ты ж не мог бы

Смолчать, хотя бы даже в храме был.

Паламон

Все это так; тебя я в битвах видел,

Где мужество свое ты доказал;

Тебя зовут все рыцарем отважным;

Но если раз в неделю дождь идет,

Нельзя уже сказать, что всю неделю

Хорошая погода простоит.

Раз изменив, теряют люди храбрость

И бьются слабо, как ручной медведь,

Который рад бы обратиться в бегство,

Когда его бы не держала цепь.

Аркит

Кузен, ты можешь говорить все это

Пред зеркалом себе же самому;

Не мне бы это слышать, мне, который

Тебя за это презирает.

Паламон

Стой:

Сперва сними с меня вот эти путы,

Дай в руки мне хотя бы ржавый меч

И дай мне есть, чтоб утолил я голод;

Затем с мечом на битву выходи

И смей назвать Эмилию своею:

Тогда клянусь обиду всю забыть,

Которую ты мне нанес, и если

Тебе удастся жизнь мою отнять,

Тогда в загробном мире душам храбрых,

В бою умерших мужественной смертью,

Которые спросили бы меня,

Что на земле творится, - расскажу я

Одно: что благороден ты и храбр.

Аркит

Спокоен будь; опять в кустах укройся

И жди меня: наутро я приду

С запасом пищи, распилю оковы

И свежие тебе одежды дам;

Я принесу тебе благоухания,

Чтоб заглушить темницы запах; после,

Когда вполне оправишься, скажи:

"Аркит, готов я" - и тебе на выбор

Я предложу тогда и меч и латы.

Паламон

О небеса! Кто, если не Аркит,

Имея на душе дурное дело,

Так благороден может быть! Кто может

При этом быть столь смелым, как Аркит?

Аркит

Друг Паламон...

Паламон

Готов тебя обнять я

За это предложение! Но заметь:

За это лишь тебя я обнимаю,

Без этого тебя я не коснулся б

Иначе, как мечом.

Слышен звук рожков.

Аркит

Чу! Слышишь ты?

В убежище свое скорее скройся,

Чтоб состоялся поединок наш

И не был прерван раньше, чем начнется.

Прощай же! Дай мне руку: будь спокоен;

Все нужное тебе я принесу,

Чтоб был ты крепок.

Паламон

Так сдержи же слово,

Приди сюда и беспощадно бейся.

Наверное не любишь ты меня,

Так будь же груб со мною, не старайся

Слова свои подмаслить. Я готов

За каждое из слов тебя ударить:

Желудок мой речами не уймешь.

Аркит

По крайней мере это откровенно!

Так извини ж за грубые слова:

Когда коня я шпорю, - не ругаюсь;

Доволен ли, сердит ли я, лицо

Мое одно и то же.

Звук рожков.

Слышишь зов?

К обеду всех сзывают; ты, конечно,

Поймешь, что я обязан поспешить.

Паламон

Едва ль твое присутствие при этом

Богам угодно: ты путем неправым

Ту приобрел обязанность.

Аркит

Я знаю,

Что я имею право на нее.

Вопрос об этом разрешится кровью.

За эти речи взыскивать я буду,

И должен будешь ты ответ держать.

О том ни слова более.

Паламон

Одно лишь

Позволь сказать: сейчас ты видеть будешь

Владычицу мою, - она моя,

А не твоя...

Аркит

О, нет!

Паламон

Нет, нет! Ты хочешь

Мне пищу дать, чтоб подкрепить меня,

А сам идешь теперь смотреть на солнце,

Которого блестящие лучи

Еще гораздо больше укрепляют,

И в этом ты имеешь предо мной

Большое преимущество. Что делать:

Воспользуйся, пока не соберу

Я сил своих для мести. До свиданья.

(Уходят в разные стороны.)

Сцена 2

Другая часть того же леса.

Входит дочь тюремщика.

Дочь тюремщика

Оставил он кусты, где я ему

Велела ждать, - ушел куда-то. Утро

Уж близко, но мне это все равно:

Пускай бы вечно длилась ночь, покрыла б

Весь мир своею тьмой! Чу - это волк!

Я не боюсь; меня тревожить может

Одна лишь мысль: мысль эта - Паламон.

Пускай меня бы волки растерзали,

Лишь передать бы мне ему пилу!

Не крикнуть ли? Нет, крикнуть я не смею:

Он может не откликнуться, и только

Своим я криком привлеку волков

И окажу ему услугу злую.

В ночь эту бесконечную не раз

Я слышала ужасный вой: быть может,

Давно уж волки овладели им?

Он безоружен, он бежать не в силах;

Быть может, звон цепей его привлек

Зверей свирепых: эти звери чуют,

Кто беззащитен, кто не может им

Сопротивляться. Верно, так и было!

Я слышала, как несколько волков

Завыли громко: в это время, верно,

Он ими был разорван на клочки!

Не позвонить ли в колокол, тревогу

Забить? Но что же станется со мной?

Все кончено: уж он ушел. Нет, лгу я:

За тот побег несчастный мой отец

Повешен будет; для себя спасения

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги