Два желания

Покончив с борщом, долго смотрел на узоры, выведенные фрезой на боках графина, размышлял: выпить все или оставить для следующего раза? Ах, эта водка!.. Махнул рукой и уже подобревшим голосом сказал:

— Ладно, мать, допью уж, что тут оставлять.

Заметив, что гнев у мужа проходит, Татьяна Петровна заговорила смелее:

— Случилось что-нибудь на домне?

— Пока нет. Обязательства новые брали. Степан выскочил… Три тысячи тонн маханул!..

— Ну что ж, вам не впервые… И это выполните, бог даст.

— Бог даст, жди!

— Кирюша!

— Ну что — Кирюша, Кирюша… Ты бога к нам не примешивай. Понимай, не первый год с доменщиком живешь, пора уж и разбираться в нашем деле. Степану что — бухнул на всю железку, а теперь из-за него надувайся, тянись. — Шерабурко прошел к буфету, поставил на место графинчик, стопку, опять сел к столу, молча смотрел, как жена купала тарелки в теплой воде, вытирала их концом полотенца, переброшенного через плечо. Мыла тарелки молча, ссутулившись. Ему жалко стало жену: только было заговорила, опять раскричался, оборвал.

Виновато опустил голову, прокашлялся и снова, но уже тише:

— Обязательство с трудом, но выполним. Однако надо и о будущем думать. В этом месяце возьмешь от домны все, что она может дать, а дальше? Хорошо так будет, а вдруг скажут: «План занижен, добавить им!» Вот тогда и кряхти. Понимаешь? Чугун делать — не вареники варить. Тогда уж о прогрессивке и не думай…

— Ну, а что же Степан Васильевич и этот, как его, молодого мастера…

— Чесмин?

— Да, что же они-то думают?

— Э-э… молодежь! Толкую тебе, что Степан сам предложил на собрании, а Володька… тот — за Степаном. Ожегов отмахивается: мне, мол, все равно, как народ… Они еще не терты, не понимают, что нам без резерва никак нельзя. Дали план — перевыполни его. Не очень, но перевыполни. Тут уж и не поругают, и прогрессивка обеспечена. Так и двигай. А если план повысили — подбавь пару, резерв у тебя в кармане. Перевыполни и этот план, но опять же не очень… Государству хорошо, и тебе неплохо. Кто что скажет — план же обеспечен! А молодые этого не понимают. Вошли в азарт — бах! Вот и кончилась спокойная жизнь…

4

Начальник цеха долго смотрел на Степана. И в этом спокойном, казалось, равнодушном взгляде Степан прочитал не совсем спокойные мысли.

— Я так и думал, я почти уверен был, что ты… побежишь с этой домны.

— Это почему же?

— А потому, что ты настоящих трудностей еще не нюхал — из института и в хороший коллектив, да еще в мастера. Работал, вносил предложения, тебя поддерживали, брал новые обязательства, тебя прославляли — тебе все легко давалось, а теперь вот…

— Не верили, а уговаривали: иди, иди…

— Хотелось проверить. А потом… в партбюро говорили — коммунист. А ты, видать, член партии, но еще не настоящий коммунист.

— Это уж слишком!

— Ошибаюсь? Может быть. Дело покажет, да вот уж показало… Что ж, не возражаю. Силой никого не заставлю работать — толку не будет. К вечеру напишу приказ. Иди.

Степан встал, долго крутил в руках шапку. Потом нахлобучил ее почти на глаза и по длинному кабинету направился к двери. Шел не дыша. Готовность начальника цеха немедленно освободить его, Задорова, от работы на этой домне, сразила Степана. Конечно, он шел сюда с твердым намерением добиться перевода на свою домну, но он при этом полагал, что его все же будут уговаривать, а, может быть, даже накричат на него и… оставят. И что в конце концов тоже неплохо: не освободят от Шерабурко, но будут знать, что с ним работать нелегко.

Словом, идя к начальнику цеха, Степан на многое рассчитывал, а тут, на тебе, сразу — иди! Вот дверь…

Степан уже протянул к ней руку, а за спиной голос:

— Да, а как партбюро? Сейчас позвоню, подожди.

Набрал номер, слушает, ждет. Степан остановился, но руки с дверной ручки не отнял. Гладит ее, рассматривает…

— Алло, алло, ну что ты там? А, ну извини… Так слушай, у меня Задоров сидит. Просит перевести его обратно в свою бригаду. Да, да… Не с коллективом, а с Шерабурко… Все мы разные: один — с гонором, другой — трусоват… (у Степана еще сильнее запылали щеки, уши). Ну, разумеется… Где трудности — там он слабоват… Во, во… Так я пишу приказ…

— Нет, я же, — Задоров бросился к столу, — я же пришел… Может вы посоветуете…

— Как, ты за советом? — удивленно спросил его Бугров и снова закричал в трубку: — Нет, нет, подожди, тут… — снова зажал ладонью мембрану трубки и поднял голову: — Значит, решение еще не окончательное? Тогда… Алло, алло, подожди еще, передумываем.

Отодвинул от себя телефон, положил руки на стол, сжав пальцы в один кулак, и тихо, но твердо, заговорил:

— У меня на фронте был такой случай. Послал я молодого лейтенанта за «языком». Он отошел от блиндажа, постоял, подумал, а потом вернулся и вот так же робко спросил: «А если там… если, мол, не сумею…» Я встал тогда и сказал ему: «Если страшно будет — беги обратно, беги, удирай, а языка я сам достану». С тех пор он…