Два товарища

«План

1. Иван – применить телесное наказание (ремень).

2. Наташа – поставить в угол на 30 мин. за сломанный телевизор.

3. Алла+Люба – купить билеты в кукольный театр.

4. Сергей – проверить дневник.

5. Поговорить с женой насчет грязного белья (можно отнести в прачечную)».

Справа от меня садится Васька Сидоркин. Он достает из кармана маленькие дорожные шахматы с дырочками в доске для фигур.

– Сыграем?

– Давай.

Сидоркин ставит доску на края стульев между мной и собой так, чтобы не видно было из-за стола. Начальник поднимает голову:

– Все собрались?

– Почти, – отвечает Ермошин, который всегда садится ближе всех к начальнику.

– Начнем, пожалуй.

Начальник придвигает к себе папиросы. Все тоже достают папиросы, а Сидоркин, у которого их никогда не бывает, тянется к моей пачке. Через пять минут в кабинете все померкнет от дыма, но пока что довольно светло.

– Кто первый будет докладывать? – спрашивает начальник. – Ермошин?

Ермошин как самый бойкий докладывает всегда первым. Он встает, приосанивается, поправляет галстук.

– На сегодняшний день на вверенном мне участке…

Начальник от удовольствия закрывает глаза. К тому, что говорит Ермошин, он испытывает не практический, а чисто литературный интерес: речь Ермошина льется гладко и плавно, словно он читает газетную заметку под рубрикой «Рапорты с мест».

– Коллектив участка, – привычно тарабанит Ермошин, – включившись в соревнование за достойную встречу сорок четвертой годовщины Октября…

– Сорок третьей, – с места хрипит Сидоркин.

Ермошин озадаченно умолкает, медленно шевелит губами, подсчитывая. Начальник растерянно смотрит то на Сидоркина, то на Ермошина и тоже подсчитывает. Первым подсчитал Ермошин.

– …за достойную встречу сорок четвертой годовщины Великого Октября, – продолжает он твердо и бросает презрительный взгляд на Сидоркина.

– Погоди, – перебивает его Силаев. – Сидоркин, вы там опять в шахматы режетесь?

– Никак нет! – рявкает Сидоркин и нагло ест начальство глазами.

– Смотрите у меня.

– Слушаюсь! – ревет Сидоркин и незаметно передвигает фигуру.

После Ермошина выступают другие. Все подробно перечисляют успехи и вскользь упоминают о недостатках. Как водится, ругают начальника снабжения Богдашкина. Богдашкин сидит за отдельным столиком возле стены и невозмутимо заносит все замечания в толстую общую тетрадь в коленкоровом переплете. Так он делает каждый раз на всех совещаниях, планерках и летучках. Если бы издать отдельно все записи Богдашкина, получилось бы довольно объемистое собрание сочинений.

Наконец очередь доходит до Сидоркина. Он впопыхах делает не тот ход, что нужно, и встает.

– Ну, у меня, значит, полный порядок, – говорит Сидоркин, подтягивая штаны. – Только вот Богдашкин радиаторы не дает. Богдашкин, запиши.

Богдашкин покорно записывает.

Начальник терпеливо ждет, потом поворачивает голову в мою сторону.

Последним выступаю я.

Меня уже никто не слушает, всем надоело, все хотят по домам. Сидоркин нехотя собирает шахматы. Сабидзе сломал карандаш и сидит скучает.

Начальник ковыряется отверткой в замке стола. Он ждет окончания моего доклада только для того, чтобы спросить:

– Ну как, сдадим к празднику объект?

– Вряд ли.

– Опять заладил свое. Товарищи прорабы, к празднику объект Самохина должен быть сдан. Если сдадим, годовой план по управлению будет в основном выполнен. Поэтому предлагаю каждому со своего участка направить завтра же в помощь Самохину по три человека. Богдашкин, при распределении стройматериалов завтpа в первую очередь учитывайте нужды Самохина. Вопросы есть?

– Есть, – сказал Ермошин.

– Твой вопрос решен, – сказал начальник, – в oтпуск пойдешь зимой. На этом совещание считаю закрытым. Будьте здоровы, товарищи.

11

Около восьми часов мы выходим на улицу. Дождь перестал, но, видимо, ненадолго, сырой ветер забирается под плащ и пронизывает насквозь тело. Сидоркин поднял воротник и придерживает его рукой, защищая от ветра больное ухо.

Кто-то предложил «раздавить бутылку» – возражений особых не было. Взяли в магазине три поллитровки, пошли в столовую ткацкой фабрики, которая хороша тем, что в ней всегда есть жигулевское пиво, и тем, что в ней можно сидеть, не раздеваясь.

Пока мы носили пиво и котлеты с макаронами, Сидоркин под столом разлил водку в стаканы и закрасил пивом. Сделал он это быстро и незаметно.

Подошла уборщица Маруся и, посмотрев на нас, покачала укоризненно головой:

– Ой, мальчики, опять водку принесли. Тут дружинники ходят, полчаса как двоих забрали.

– Ничего, Маруся, – сказал Сидоркин, – не бойся, нас не заберут. – Он положил на угол стола полтинник.

Маруся смахнула монетку тряпкой в ладонь и, успокоившись, отошла. Теперь она не боялась дружинников.

– Выпьем за дружбу, – сказал Ермошин. – За то, чтобы мы всегда оставались друзьями. – И посмотрел на меня.

– Далеко пойдешь, – сказал Сидоркин и выпил свою водку первым.