Два талисмана

Барилла, не дав Бики и слова сказать, обругала его за то, что он преследует ее с этим кошмаром в бантиках. Мол, наверченная из лоскутов жуть способна погубить репутацию женщины любого возраста и происхождения. И если действительно такое уродство когда-то носили королевы, то она, Барилла, в те времена лучше стала бы прачкой!

И все это — красивым, хорошо поставленным голосом, со скупыми изящными жестами, с постукиванием в такт словам носком изящной туфельки…

Эффект от ее выступления был смазан появлением первого любовника труппы. Лейфати нес кувшинчик, за которым его послала Барилла. Но отдать его женщине не успел: бутафор Бики, приунывший было от полученной отповеди, ожил и бросился наперерез актеру с воплем:

— А цепь примерить!..

Лейфати отнесся к примерке снисходительнее, чем Барилла: поставил свою ношу на пол рядом с «королевским убором» и позволил бутафору надеть себе на шею глиняную цепь, сверкающую золотой краской. Прошелся по сцене (зрители из зала бурно одобрили «драгоценность»), поднял на ладони звено с «рубином» и сказал с болью в голосе:

Что жалкий блеск мишурных украшений
Пред теплым светом милых серых глаз?
Что тяжесть драгоценного металла
Пред легким, мягким уст прикосновеньем?
Хотел бы я богатство, власть и славу
Швырнуть во прах к твоим прелестным ножкам!
Но в этом отказала мне судьба…

Небрежно поклонился на аплодисменты из зала, поднял кувшинчик и, подойдя к столу, уселся на него — поза вроде бы небрежная, даже вызывающая, но до чего изящная!

Джалена покосилась на бывшего любовника и раздраженно поинтересовалась:

— Мы «Двух наследников» репетируем? Или снова «Страдающее сердце» ставим, чтобы кое-кто мог покрасоваться?

— Вовремя сказано! — откликнулся с порога Раушарни. Шагнул на сцену. — Начинаем!

Рядом с его королевским величием померкли и тигриная грация Афтана, и обольстительная краса Лейфати.

— Для начала прогоним сцену с колдовским зельем, — распорядился старый актер.

— Меня там нет, я в зале посижу! — Афтан спрыгнул со сцены.

Лейфати не встал со стола, только переменил позу, изобразив внимание.

Раушарни, подойдя к краю сцены, спокойно и строго взглянул в зрительный зал.

— Господа мои, — сказал он учтиво, но твердо. — Мы всегда рады видеть вас на репетициях — но не сегодня. Мы задумали несколько сюрпризов, которые не хотим разглашать до премьеры.

И так это было произнесено, что знатные юноши, намеревавшиеся полюбоваться на хорошеньких артисточек, поднялись на ноги и с ворчанием, но покорно покинули театр.

— Сюрпризы — это про мое превращение, да? — поинтересовалась Джалена. — Кем я все-таки обернусь? Завтра пьесу играем! Ты обещал, что мне не придется ползать под корытом, изображая черепаху!

— Я же говорил! — вмешался бутафор Бики, гримасничая от волнения. — Белая птица… крылья…

Актриса с трудом сдержалась и без брани сообщила бутафору, что лишь образ нежной девушки, в который она сейчас вживается, мешает ей, Джалене, объяснить Бики, куда он может засунуть свои крылья. В свернутом в трубку виде.

— Раушарни, — из зала попросил Афтан, — будь человеком, сходи к Хранителю, договорись, чтоб спектакль передвинуть. Сроду у нас не бывало такого позорища, какое завтра будет. Монологи до ума не довели, роли толком не учили, в кого Джалену превращать — не решили…

— Не пойду, — хмуро сказал Раушарни. — Может, еще прикажешь день рождения супруги Хранителя передвинуть? Спрут требует премьеру — и Спрут ее получит. Именно завтра! Забыли, кто хозяин театра? Кто вам жалованье платит, а?

Ответом было угрюмое молчание.

— Ладно, — сказала наконец Барилла. — Вечером спектакля не будет, хоть роли поучим… Джалена, работаем! Я начинаю монолог… да, где моя вода?! Лейфати, чтоб тебя раки съели, ты дашь мне кувшин?!

— Держи! — Лейфати неохотно слез со стола, вручил кувшинчик актрисе, спрыгнул со сцены и уселся рядом с Афтаном.

Барилла поднесла руку к горлу, чуть расправила плечи — и на актеров взглянула строгая, властная, глубоко страдающая женщина.

Она заговорила звучно — и каждое слово отдалось в темном зале:

Когда б могла ты заглянуть мне в душу,
Беспечная и глупая девчонка,
Ты замерла бы, словно олененок
Средь волчьей стаи. Если бы тебя
Обжег огонь страданий безысходных,
До самой Бездны ты б не знала муки,
Подобной этой…

— Почему отсюда? — возопила Джалена. — Почему не сначала? У меня там слова есть!

Барилла разом вышла из роли, ответила скучающе и небрежно:

— Потому что это место — самое важное. А твое чириканье зрителя не интересует.

— Твой причитания его интересуют, да? А ну, давай сцену с самого начала!

— Как хочешь, — пожала плечами Барилла. Подняла глаза к потолку и равнодушно забубнила: